«И ЧЕГО ОНИ БУЗЯТ?»
На стене висели три карты Ингушетии. Они были растерзаны стрелками, пунктирами и восклицательными знаками. Рядом на кнопке победоносно висела Чечня. Нежное кавказское солнце просило мира. Гудел митинг. Где-то зазывал мулла.
А мы с Сергеем, как это бывает с командированными русскими, обсуждали — куда нас занесло?!
— Слушай, Магомед, — Сергей говорил по телефону с тем истерическим спокойствием, когда хочется кого-нибудь убить. — Сколько людей на площади? Магомед, пожалуйста, посчитай! Кто выступает? О чем говорит? Подойди поближе, дорогой. Подойди, как брата прошу. Послушай, пожалуйста. И доложи… Я тебя уже пятый раз пр… Черт!
Сергей бросает трубку. Смотрит с мученической улыбкой. Майор Сергей здесь уже семь лет, до перевода в понятную, просчитываемую, прямолинейную Россию оставалось всего ничего. Но вот влип…Хотя, слава Аллаху, есть еще здесь русские спецы. Хорошо, молодежь выезжает отсюда учиться в Россию, лет через пять-шесть возвращается, и с ней уже полегче…
— Я еще удивлялся, почему Евкуров (глава Ингушетии, — В.В.) на совещаниях так орет, — вздыхает майор. — А как здесь по-другому?.. Вот сколько там на площади народу? Что мне, блин, начальству сообщить?!
— Я только оттуда, — докладываю.
— Человек 200? — с надеждой смотрит Сергей.
— Тысячи три.
— Черт! — морщится. — И чего бузят?..
— Я бы тоже разозлился, — пожимаю плечами. — 10% территории Ингушетии отдают Чечне — в масштабе России это как два Дальних Востока. Или Якутия (не был там, но все равно жалко)… Неужели спецы не спрогнозировали, сколько обиженных людей выйдет на площадь?
Сергей смеется:
— Обиженных?
Дает команду распечатать стопку документов.
— Почитай про организаторов: у кого-то бизнес-интересы, у кого-то сын в ИГИЛ (запрещенная в РФ террористическая организация, — «КП».). Мы тут посчитали — 1,5 миллиона рублей в день тратится только на раскачку протестов в интернете.
— И что это меняет? Ингуши действительно злы.
Пожимает плечами. И снова набирает Магомеду. Недоступен.
— А вот представь, — подзуживаю. — Магомед тоже против передачи земли. И просто не хочет докладывать.
— Саботаж? — добродушно кивает майор. — Бог с ним. Не удивлюсь. Места тут интересные…
ЗАБЕГАЯ ВПЕРЕД
Три дня спустя. Сунжа. Граница с Чечней. Темная подворотня. Мой друг мусульманин спасает меня из передряги и смеется:
— Тут русские живут, у которых дети, внуки. Полвека, представь! Сюда приезжают из России умные спецы, которые видят нас, аборигенов, «насквозь». Но что те, что эти не разбираются в кавказской жизни ни хрена! И у тебя, дорогой, не выйдет.
ЛИКБЕЗ ДЛЯ ПОСТОРОННИХ
Вы не увидите «кавказский Майдан» на российском ТВ. Для телевизора это лютый «харам» (нечистое, запретное — араб.) Да и сам «ингушско-чеченский конфликт» из Москвы выглядит чудаковато — это как Воронежская область спорила бы с Липецкой, чья деревня Сенновские выселки. Но такова кавказская специфика.
Проводить границу между бывшими частями Чечено-Ингушской АССР долгое время э-э … дураков не было. Даже при межевании личных участков погрешность в семь сантиметров (официально допустимая в остальной России) может закончится плохо — стрельбой.
Но с другой стороны — и с «демаркацией» тянуть было нельзя. Потому что на чечено-ингушской границе тихо воюют силовики. Как утверждают местные, с начала века в «случайных» перестрелках у границы тут погибло уже несколько десятков человек. Например, в 2006-м в перестрелке сразу 9 — два ингушских милиционера и семеро чеченских омоновцев.
Москва, от которой Магас и Грозный уже два десятилетия ждут четкой географической команды, от нее упорно уклонялась.
Но недавно. Почему-то. Вдруг. С федералами случился приступ решительности. Москва решилась на блиц-криг.
По моим данным, решение было принято в один конкретный сентябрьский вечер, что сильно изумило обе кавказские стороны. И через пару дней договор был подписан сразу тремя героями России — Евкуровым, Кадыровым и полпредом, когда-то командиром советской «Альфы» Александром Матовниковым.
Причем спецоперация генерала «Альфы» казалась беспроигрышной. Ведь юридически речь шла не о «изменении границы», что требовало ненужного народного участия — референдума, дебатов, утверждения Советом Федерации России, а о ее как бы новом установлении. Тут достаточно местным депутатам быстро проголосовать в парламентах, и все!
И вот в один солнечный день, единственный русский депутат парламента Ингушетии (из 32-х) Василий Светличный, как зам главы счетной комиссии понес коробку с бюллетенями. Считать депутатские голоса. Не знал Василий Иванович, что будет дальше. Что через час он станет «фальсификатором» и «врагом ингушского народа». В Магасе начнется стрельба. На центральной площади соберутся десятки тысяч человек. А я отправлюсь в путешествие по самой странной земле российской — Ингушетии и Чечне.
ИНГУШСКИЙ ДУБАЙ
Человек свежий, не бывавший на Кавказе, при виде столицы Ингушетии изумится — мол, как это вообще возможно?! Разумеется, если шепнуть, что перед тобой самый бедный (предпоследнее место по уровню жизни), самый дотационный (86% бюджета — деньги федералов), один из самых коррупционных (первое место по росту выявленных случаев казенного воровства) регионов.
Здесь даже безработицу представить трудно (официально 26,4%, но вся республика знает — без работы маются процентов 60). К тому же это самый маленький и самый перенаселенный регион страны, а потому земля здесь даже не золотая — бриллиантовая.
Но чем хороша красавица Ингушетия. Она словно смеется над скучной московской статистикой и бухгалтерией, всем своим видом утверждая — вранье!
Ты едешь из аэропорта по идеальному шоссе, слева — бескрайние сады крупнейшего в Европе производителя яблок «Гигант» (принадлежит младшему брату республиканского экс-премьера, а ныне сенатора Белана Хамчиева). Справа плывет Дворец спорта, потом — красивый амфитеатр, мраморный город величавых скульптур, фонтанов, цветов и античных колоннад (мемориал Славы), новенькая больница, затем развилка — куда тебе, брат? На Магас или в Назрань?
Вопрос глубинный, метафизический, но ты обыкновенный русский персонаж, не знающий Ингушетию. Таких как ты, из аэропорта доставляют пачками — министры, журналисты, прокуроры, ревизоры всех мастей. А значит, тебе налево — в образцово-показательный Магас.
И ты летишь сквозь новостройки особняков, сквозь новые сады, мимо многоэтажно-ослепительного ресторана навстречу восхитительной арке, за которой взрывается неоном маленький кавказский Дубай!
Там небоскребы хрустальным лесом пробиваются из бедной земли.
Там растут микрорайоны, о которых снимают светлые телерепортажи.
И когда ты у стометровой башни Согласия, что напротив мраморного дворца главы республики, где растет циклопических размеров многоэтажный дом, наконец обнаруживаешь митингующих ингушей…
Гротеск. Это как посреди Лувра встретить бездомного…
В мраморном холле гостиницы еще один митинг. Полсотни мужиков столпились у телевизора — на экране бледное, застывшее в изумлении лицо Евкурова, мол, вы чего, мужики?! Доказывает что-то бунтующему народу. Говорит: «Я же школы строил, больницы, чего вы творите», — переводит мне с ингушского подвернувшийся паренек.
— Спрашивает: «Почему это никто не учитывает?!» – усмехается ингуш. — Говорит, что, если он уйдет — все рухнет, мы откатимся лет на десять…
В телевизоре слово берет человек в дорогом костюме. Мой ингушский друг переводит:
— Говорит, что ходить на митинги — не по шариату, что настоящий верующий должен слушать не народ, а Бога. (Вроде мысль антинародная, а как современно звучит!)
То же самое говорит второй, третий…О российских законах ни слова. Всех волнует — в чьих окопах Аллах?
— Кто эти люди? Муллы, религиозные проповедники? — спрашиваю.
— Нет, — пожимает плечами парень. — Депутаты, члены правительства.
— Ого, — вздрагиваю.
И понеслась душа в рай…
«СПРАВЕДЛИВОСТЬ» ПО-ГОРСКИ
Первый сюрприз — о реальной жизни протестующие почти не говорят. Сначала ты списываешь это на боль. По-моему, здесь все понимают — не в этих злосчастных гектарах дело. Как Дальний Восток обиделся на власть и прокатил на выборах своих губернаторов, точно так же Ингушетия взбрыкнула после тихой спецоперации генералов. От неуважения.
Не затянулась рана от конфликта с осетинами, когда в начале 90-х ингушей выгнали из Пригородного района (поэтому республика — единственная в России, чья Конституция — статья 11 — не признает существующие границы и диктует «Возвращение политическими средствами незаконно отторгнутой у Ингушетии территории»).
Снова разгорелась память о депортации народов Сталиным. Причем так разгорелась, что условному почитателю Виссарионовича здесь человеколюбивый совет — заткнуться.
— Как относишься к Сталину? — спрашивает, например, меня высокопоставленный (!) ингушский чиновник (видимо что-то заподозрив).
— Антисталинист, — отвечаю.
А тот не расслышал.
— Что-о-о?! Сталинист?! — вскричал он, словно интервью превращается в джихад. А потом счастливо вздохнул: «Слава Аллаху, разумный человек!»
И эта всенародная историческая истерика давит. Ты, конечно, пытаешься вырваться из нее, поговорить о жизни… Ну-ну…
— У вас есть квартира? — спрашивает меня один из организаторов митинга Магомед Муцолгов (этот коммунально-полемический прием здесь применяют все). — Перепишите ее на меня, причем — на таких же условиях, как передача нашей земли Чечне. То есть, я вас не выгоняю, живите, но ваша квартира — моя. Вас это устроит?!
— Не устроит. Но, господа ингуши, — говорю. — Есть и другие проблемы. Вы, например, один из самых бедных дотационных регионов…
— Дотационные, значит, — широко улыбнулся Муцолгов и, похоже, окончательно выцелил во мне «москвича». — Давайте так. Вы опубликуете то, что я сейчас скажу, без купюр. Обещаете?
— Клянусь.
Надо отдать журналисту Муцолгову должное. То, что я слышал здесь на всех уровнях, у него получилось четко и звонко:
— Мы дотационные республики, потому что мы всю жизнь страдали! — сказал он. — Нас депортировали, у нас делали этнические чистки. Пока другие регионы развивались, строили заводы, пока наша советская власть обогащала других, мы ездили на шабашки по СССР, вкладывая туда свои силы и средства. Наши музейные ценности вывозили в Москву, Ленинград, нам здесь ничего не оставляли. Сейчас государство просто компенсирует несправедливость.
— Вот так вот, да? — машинально оглядываюсь я на сверкающий Магас, и вспоминаю чеченскую «Рублевку» — село Центорой Кадырова с голливудской надписью в горах напротив: «Справедливость».
КУПИТЬ РАБОТУ
Возвращаюсь на тот самый перекресток — делящий Ингушетию на настоящую и выставочную…Еду в пыльную низенькую Назрань, по которой ингуши ездят без затаенной классовой злобы, без этих бесконечных: «А ты знаешь, чей это на самом деле сад?» и «Чей это дом?»
Здесь все демократично и натурально. И жизни навалом.
— Пойдешь в больницу — плати, за анализ — плати, за справку — плати, — чуть не кричит водитель Муса. — И знаешь, я людей, берущих взятки, не осуждаю. А как еще жить, когда работы нет? Хочешь, фокус покажу: захожу на «авито» (роется в телефоне) — для Ингушетии пять вакансий, слушай… (и цитирует одну наизусть!). Они полгода там висят, мертвые…
У Мусы сейчас черная полоса жизни. Он подрабатывал в «Яндекс-такси», но в связи с протестами спецслужбы отключили мобильный интернет, и теперь Муса на мели…
— Предлагали купить работу, — говорит. — Охранять железнодорожный путь. 50 тысяч надо дать…
— Дорого. А зарплата какая? — с пониманием веду я кавказский разговор.
— 12 тысяч, — говорит. — Покупаешь работу за 50, считай — отбиваешь за полгода… Можно, правда, еще инвалидность купить, но там тяжело — надо заплатить 350 тысяч. За 5 лет получаешь от государства 600-700, то есть — отдаешь ровно половину, у нас все так…
Нормальный такой до-Васильевский Дагестан (там было то же самое, пока не прислали русского генерал-губернатора, начавшего чистку местных кланов).
Правда, тебе с обидой скажут: «Э-э, дорогой, почему сразу Кавказ?! В остальной России, думаешь, лучше? Вот, например, N-ский край…». И рассказывают реальную, судя по деталям, историю, как русский министр за хороший откат провел на нужный пост нужного человека, чтобы ингуш безбедно лет десять строил дамбу. Ее каждую весну смывало паводком, он ее снова строил… Золотое дно.
— Поверь, — говорили мне. — Ингушетия ничем не отличается от условной Сызрани… Воруют столько же, и заводов тоже нет…
— Есть у вас заводы, — хмурюсь. — Новые. Причем, крупнейшие в Европе (об этом ниже).
— Что?!! — удивляются ингуши.
— И у вас тут, — смеюсь. — Золотое дно…
P.S. — Весь этот цирк от недостатка русских, — заметил мне на прощанье мудрый майор. — Их надо сюда завозить, разбавлять местные порядки…
Я это хорошо запомнил.
И никогда не думал, что могу написать из России следующее:
— Помогите мне найти в республике русских, — просил я ингушских знакомых.
— Надо подумать, — говорили они растерянно, и исчезали.
Я останавливал местных школьников и спрашивал:
— Есть в классе хоть один русский?
— Ни одного, — отвечают.
И наконец утром звонок: «Слава Аллаху, есть еще в Назрани русские! — радостно кричал местный студент. — По крайней мере, одна есть. Записывай телефон…»
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Главная ошибка Евкурова
Надо отдать должное Юнус-Беку Евкурову — за десять лет он успел многое. Из-за чего его телевизионное изумление было очень похоже на реакцию свергнутого народом хабаровского главы Шпорта. Столько проектов, столько инвестиций, столько строек, и вот она черная неблагодарность…
При Евкурове в Ингушетии воцарился хоть и относительный, но мир. Забурлило строительство… Осмелела борьба с коррупцией. Если при предыдущем главе республики, как здесь говорят, на чиновничьи должности стояли всем известные расценки, то теперь торговать ими стало затруднительно.
Юнус-Бек Евкуров продолжает считать, что решение о границе с Чечней было верным. Фото: ingushetia.ru
Да и вообще — если смотреть на Магас из Москвы (как и на добрую половину «образцовых регионов»), все выглядит волшебно. Голосование за президента и «ЕдРо» ширится, школы, больницы строятся, инвестиции растут…
Ну, как растут.
К примеру, построили в прошлом году швейную фабрику по ФЦП (федеральная целевая программа) с новым японским оборудованием, и теперь стоит почти без работы. Треть станков украли (возбуждено уголовное дело). Но не учли, что… не нужна здесь фабрика. Нет тут ни сбыта, ни сырья, ни специалистов. Но перед Москвой же надо отчитаться — деньги освоены.
А еще в Ингушетии, где зерна чуть, построили самый большой мукомольный завод в Европе за 4,5 миллиарда рублей — кредит «Россельхозбанка» (а значит, жирный плюс в графу — «инвестиции»). Выдавший кредит экс-глава местного отделения банка теперь в розыске, завод стоит без дела. Евкуров поручил Совбезу Ингушетии найти негодяя.
Ну то есть грехи самые обыкновенные, даже благородные, из-за желания угодить Москве. Потому они нисколько не вредили Евкурову. Тем более, что на фоне предшественников, он все равно выигрывал. Ведь при Аушеве и Зязикове ухитрились обескровить (в итоге она обанкротилась и перешла «Роснефти») кампанию «Ингушнефть». Было тяжело — при 88 долларах-то за баррель (2007 г.) — попробуй обанкроть. Но смогли. Один директор выкопал и продал нефтепроводы, другой — сдавал нефть, как свою, местным перегонным заводикам…
Роковая ошибка Евкурова была типично генеральской. Он поссорился с хозяином местного рынка. Рассуждая по-местному — на ровном месте… Однажды муфтий республики Иса Хамхоев (тейп Хамхоевых владеет местным базаром) решил взбодрить свою паству — сторонников традиционного ислама. И лично пошел на разборки в салафитскую (считай — ваххабитскую) мечеть, где проповедовал популярный имам Хамзат Чумаков по прозвищу Правдоруб. В Ингушетии порядки всегда отличались от чеченских — их даже можно назвать «свободомыслием по-кавказски», поэтому салафиты здесь не прятались по землянкам, а Хамзат в проповедях безнаказанно ругал власти и набирал популярность. При том, что в соседней Чечне салафитов давно вывели на корню, и Кадыров не раз обещал Правдорубу разнообразные неприятности (по чистому совпадению они и случались, из-за подрыва автомобиля в 2010 году Хамзат лишился ноги.) Вот муфтий Хамхоев и атаковал врага-салафита, учинив в мечети небольшой скандал со стрельбой. Видимо, ожидая, что глава Ингушетии, как и Кадыров его поддержит. Но в ответ на это Евкуров потребовал Хамхоева уйти со своего поста. Изъял у того деньги на хадж в пользу одного из министерств. И даже попытался вообще закрыть муфтият.
Потому «земельный вопрос» расставил Евкурову причудливый капкан. По мстительному зову муфтия на площадь вышли традиционные мусульмане, а вот салафиты по призыву Правдоруба старались с нее уйти. Так ваххабиты впервые в своей истории поддержали официальную власть.
