Специалисты РАНХиГС оценили долю рутинных действий в различных отраслях, которую могли бы заменить цифровизацией и роботами и пришли к выводу, что к 2030 году около 20 млн официально устроенных работников могут потерять работу, уступив место машинам. Если же говорить о неформальной занятости в том числе, то по данным тех же исследователей цифра может перевалить за 40 млн человек, пишут «Известия».
Таким образом специалисты РАНХиГС пришли к выводу, что избежать этой ситуации можно тремя способами: у работников есть время, чтобы переквалифицироваться для другой работы; можно будет ввести дополнительный налог на роботов, а собранные средства пускать на соцподдержку; ввести четырехдневную рабочую неделю. Против первого выступили в самом РАНХиГС, предположив, что не все смогут переучиться, против второго выступили в Минэкономразвития, заявив, что это только затормозит процесс развития технологий. Против четырехдневной рабочей недели никто предсказуемо не выступил, как бы намекая.
Вероятно, таким образом, вновь проталкивается идея сокращенной рабочей недели, которая так нужна Правительству, но зачем? А незачем, уверен экономист, профессор Никита Кричевский – просто нужно отвлечь общество от подведения итого работы премьер-министра и кабмина в целом.
– На ваш взгляд, возможно ли такое замещение к 2030 году, о котором говорят в РАНХиГС?
– Нет, рутинная занятость плавно заменяется автоматизированными системами управления, и это происходит вне зависимости от того, хочет того работник или нет. Это удешевляет процесс, и к этому подталкивает вся логика развития мирового хозяйства. Например, рутинное землекопание давно уже заменили большими и малыми экскаваторами и прочими средствами автоматизации. Или, например, тепловая энергия – были паровозы, там были кочегары, но все давно заменили либо на электричество, либо на дизель, паровозы ушли. И таких примеров великое множество.
А высвобождающиеся трудовые единицы находят свое применение на других работах либо в тех же производствах, либо в других производствах на рынке труда. Это естественный процесс, и говорить о том, что обязательно к 2030 году это произойдет – это, конечно, утопия.
Почему-то именно к 2030 — не к 2029 или 2031 году. Что, в общем, намекает на некую подгонку под красивую цифру. Красивые цифры – это у нас давняя слабость.
Фото: Накануне.ru
– Допустим, не к 2030 году, но позже это возможно в нашей экономике?
– Нынешняя экономика – это экономика сервиса, экономика сферы услуг. До 70% ВВП в разных странах производится сферой услуг, потребительским сектором, и Россия здесь не исключение, пусть и доля в сфере сервиса несколько меньше, это не принципиально.
В каких-то сферах это происходит по причине того, что технологии развиваются, и интеллект придумывает все новые и новые изобретения. Самый очевидный пример – это носильщики, работа которых заключалась в том, чтобы донести чемодан. Но после того, как чемоданы стали на колесиках – а это произошло в нынешнем виде всего лишь в 1991 году — необходимость в этих людях отпала.
Но это ровным счетом ничего не значит, когда мы пытаемся построить некую проекцию на 2030 год – какие-то изобретения могут произойти, какие-то не могут. Еще один пример – автоматические гостиницы, которые все шире представлены в европейских странах. Это гостиница, куда вы при входе вводите определенный код, открывается дверь, из ячейки появляется ключ – вы проходите. Но здесь автоматизация сферы услуг наталкивается на отсутствие человеческого фактора: например, если вы приехали на полчаса раньше, или если у вас возникли проблемы с использованием этой автоматизированной системы, или вам нужны какие-то дополнительные услуги — тогда вы автоматически сталкиваетесь с тем, что эта система не может вам предоставить этих услуг, потому что система бездушна.
В этой ситуации совершенно очевидно, что есть некий естественный предел автоматизации, и предел этот называется «человек». Можно, конечно, использовать беспилотные такси на дорогах, все это будет, безусловно, здорово, но к 2030 году совершенно точно не получится развить искусственный интеллект до такой стадии, когда вы будете надежно защищены от аварий, поломок или других вещей, которые техника сегодня допускает сплошь и рядом.
– То есть вы считаете, что машины могут заменить человека частично, но работник все равно будет встроен в процесс в несколько другой роли?
– Именно, потому что — кто будет подсказывать, кто будет советовать, кто будет смотреть за недостатками предлагаемого изделия, кто будет проверять?
– Тогда почему за всем этим стоит четырехдневная неделя – ее продвигают как лучшее решение всех проблем?
– Потому что четырехдневную рабочую неделю предложил премьер-министр Дмитрий Медведев. А бизнес-структуры, близкие к Дмитрию Медведеву, профинансировали это и прочие подобные исследования.
Фото: Накануне.RU
– Но и они ведь преследуют какую-то цель?
– А они отрабатывают деньги и доказывают актуальность и прорывной характер предложений Дмитрия Анатольевича.
То есть они работают на закрепление его позитивного имиджа в глазах социума. При этом Правительство Дмитрия Анатольевича не планирует даже в среднесрочной перспективе никакого перехода на четырехдневную неделю – этого нет ни в Минфине, ни в Минэкономразвития, ни в ЦБ – этого нет нигде. Никаких расчетов, никаких последствий не анализировалось и не осуществлялось. И никто не собирается этого делать.
Более того Минтруд завуалированно послал Дмитрия Анатольевича с его «прорывным предложением», сказав, что это можно рассматриваться на горизонте лишь 30-40 лет. Дмитрий Анатольевич, безусловно, доживет до этой прекрасной поры, и тогда мы уже вернемся к этому разговору.
– Почему именно четырехдневная неделя, не какие-то другие форматы?
– Непонятны цели, с которыми подобные предложения выдвигаются. Потому что занятость – это не только материальный фактор, способствующий развитию национального хозяйства в целом, но это социализация человека. Человеку важно общение, важна социализация. Вот ради социализации в свое время Франклин Рузвельт ввел трудовые работы. Например, он высаживал деревья вдоль реки Теннеси. Хотя деревья там никому были не нужны. Но это помимо оплачиваемой занятости отвлекало людей от мысли, что они никому не нужны – они не уходили в пьянство, наркоманию и депрессию. И таким образом поддерживался духовный климат и социальная стабильность в американском государстве.
А зачем это предлагает Дмитрий Анатольевич – совершенно непонятно.
– Тем не менее, если говорить о попытке закрепления положительного имиджа, то теперь чуть ли не из каждого утюга говорят, что Дмитрий Медведев, мягко говоря, не прав…
– Из каждого утюга мнения идут все-таки разные. Потому что это все происходит в форме полемики – кому-то нравится, кому-то не нравится.
То есть люди переключили свое внимание на совершенно фейковый вопрос – нужна ли нам четырехдневная рабочая неделя, хотя до этого все внимание акцентировалось на неэффективности работы премьера Медведева.
А сегодня они обсуждают – кто-то говорит «да», кто-то говорит «нет». Как правило 70% говорят «против», а 30% — «за». При этом в дискуссии не участвуют те, кто имеют ненормированный рабочий день, а это как правило удаленные работники и работники неформальной занятости, потому что они заняты делом, у них просто нет времени для участия в этих дискуссиях.
Это вещи, которые представляют собой реальность сегодняшнего дня, а Дмитрий Анатольевич рассуждает в реалиях дня вчерашнего и позавчерашнего. Он представляет себе экономику как некую огромную фабрику, где люди заняты 5 дней в неделю с 9 до 18 с перерывом на обед, и если им дать четырехдневную неделю, то они будут выходить из ворот фабрики не на два дня, как раньше, а на три. Но таких фабрик давно уже нет – экономика разнопланова…
В любом случае, это очень хороший повод отвлечься от истинных результатов работы премьера Медведева на своем посту, и поговорить о вопросе, который не имеет ровным счетом никакого практического применения. А для того, чтобы эта дискуссия была более обоснованной, близкие к Медведеву предприниматели, финансисты, а также правительственный бюджет заказывают подобные работы в родственных вузах.
И там, естественно, специалисты говорят, что да – вот, к 2030 году 20 млн будут ненужными, поэтому придется либо переучиваться, либо переходить на четырехдневную неделю.
Фото: ИТАР-ТАСС/ Дмитрий Астахов
– Если обобщить, получается, что к 2030 году технологии не выбросят за борт ни 40, ни 20 млн рабочих – это лишь раздувает полемику в обществе, отвлекая от итогов правления Правительства Дмитрия Медведева? И какие итоги?
– В этом вопросе важны еще два момента: во-первых, несколько лет назад на заводе «Фольксваген» вводили четырехдневную рабочую неделю, но не потому, что люди должны больше отдыхать и посвящать время себе любимому, творчески развиваться, заниматься спортом, любоваться природой, рисовать картины – ну, в нашей стране это же самое актуальное дело – а для того, чтобы укреплять семьи, и чтобы в семьях появлялись дети. Это была некая социальная программа, и четырехдневная неделя была выбрана в качестве эксперимента.
Так вот подводя итоги эксперимента, они ужаснулись – стало не больше детей или беременностей, или семей – стало больше разводов. Люди три дня в неделю были предоставлены сами себе, и они успевали друг другу надоесть, стало больше разводов среди работников. Этот эксперимент был описан в литературе, но он в России не пользуется популярностью, потому что эмпирически опровергает Медведевские фантазии.
И во-вторых, сегодня 10 лет выхода статьи Медведева «Россия, вперед!», где он писал о предпринимателях, которые ничего не предпринимают, о коррупции, о сырьевой экономике, о прочих ужасных характеристиках России той поры.
Он сказал, что мы все вместе, будущее за нами, все будет хорошо. Вот прошло 10 лет – что-то изменилось? И ровно такая же история будет через 10 лет с предложением о четырехдневной неделе, если, конечно, об этом кто-нибудь вспомнит.
