Командир спецроты НКВД-МГБ. Западная Украина. 1944-47 г.
«Между больничными койками ходили двое: капитан и старшина. Было в этих людях что-то такое, что даже самые бесшабашные фронтовики притихали и провожали их внимательными взглядами. Подходили они к выздоравливающим, выбирая самых рослых, крепких, прошедших испытание передовой.Меня тоже пригласили на разговор:— Мы формируем оперативный полк особого назначения. Ты нам подходишь. Согласен — возьмем. Нет — забудь про этот разговор. И в любом случае держи язык за зубами.
Так я попал в 281-й оперативный полк НКВД СССР. Во всей стране было всего два таких полка: один обслуживал европейскую часть СССР, другой — восточную зону. Подчинялись они лично наркому Берии.
Первое задание было морально тяжелым. В наступление, на форсирование Днепра шли знаменитые «рокоссовцы», — в том числе подразделения, сформированные из бывших осужденных. За их спинами и встали оперативники. Приказ прост: бегущих с позиций — возвращать на передовую.
Сегодня киношники и журналисты изображают заградотряды, как сборище кровожадных маньяков из НКВД. А в реальности эти задачи чаще всего выполняли обычные воинские части второго эшелона. Костяк их составляли фронтовики, которые сами отважно сражались с врагом и имели полное право требовать этого от других. Тот, кто воевал, знает: паника губительна и заразна. Пресечь ее без жесточайших мер невозможно.
К счастью, бойцам полка не пришлось столкнуться с беглецами. «Рокоссовцы» прекрасно понимали: что у наступающих был шанс выжить, у трусов — нет. А главное, эти люди сами шли на фронт, чтобы смыть кровью свои вины, чтобы защитить Родину. И фронтовые командиры относились к ним совсем не так, как дебильный генерал и его подчиненные из фильма «Штрафбат».
Следующая задача полка была действительно особой: охрана Ялтинской конференции. Офицеры и солдаты полка плотным кольцом прикрывали прилетевшего Рузвельта, которого переносили на специальных носилках, и толстого, с неизменной сигарой Черчилля. Сталина, появившегося словно из ниоткуда, берегло двойное оцепление.Веселые развязные американские солдаты пили пиво, постоянно приставали к нам с предложениями купить-продать-обменяться. Но мы сурово отмалчивались. Любой контакт с иностранцами, да еще в такой обстановке, мог закончиться трибуналом.
Сорок четвертый стал годом окончательного освобождения территории СССР. Но в Прибалтике, в западных областях Украины и Белоруссии обстановка была совсем другой: бесчинствовали лишенные надежды на пощаду предатели-власовцы, так называемая «армия Степана Бандеры», «лесные братья».Тогда-то я узнал, что бывает и такая война: без фронта, с выстрелами из-за угла, из-под куста. Здесь не годилось памятное правило командира батареи: бить только на запад. За первый год действий «в тылу» полк потерял 365 человек. Ровно по одному в день.В сорок пятом отпраздновали победу, но с завистью провожая взглядами эшелоны c возвращающимися домой фронтовиками, продолжали воевать и нести потери.А вообще-то, в те времена неизвестно, где было опасней: на фронте, в лесах Прикарпатья, или в тылу возле высокого руководства.
В Станиславской области Украины, в деревеньке Полесье моя спецрота вела беспощадную борьбу с бандами, обеспечивала защиту людей, налаживавших мирную жизнь. Ведь то, что творили националисты с любым, кто их не поддерживал, даже у их бывших хозяев-фашистов порой вызывало ужас и брезгливость.
Оперативники проверяли каждый дом, каждый подвал. Искали схроны. Помогали информацией местные жители, которым надоело жить в обстановке вечного страха. Но нередкими были и случаи двурушничества, тонкой игры со стороны бандитской агентуры.Работала в сельском медпункте молодая медсестра. Кокетничала со мной, строила глазки. Иногда делилась бинтами, лекарствами. Была информация, что снабжает она и бандитов. Однажды гостья пришла в дом, где квартировали офицеры, и принесла давно обещанную вату. Но мой взгляд уловил, что габариты прелестницы изменились. Бюст стал уж чересчур пышным.
Пришлось сыграть в любовь-морковь. Обнял крепко «сестрицу», прижал ее к себе одной рукой, а второй быстро прошелся по деликатной зоне. И извлек две гранаты-«лимонки»… Расчет был прост: занесет она в дом гранаты и припрячет. А потом явится другой человек, пройдет обязательный обыск на входе и в нужный момент воспользуется гранатами. Плакала красавица, каялась. Но война есть война. Забрали ее сотрудники НКВД, и больше ее никто не видел.Сталкивались мы и с другими хитростями. Бандиты, чтобы скрыть место, где сходят они в лес с общей дороги к своим схронам, становились на ходули. Или надевали на руки — на ноги муляжи копыт животных. Пройдешь по следу метров десять — глядь: сменились следы на человеческие. Оборотень, да и только!Искали бандитские запасы, простукивая стены домов. В двойных простенках иногда мог прятаться и человек с оружием. Часто такое обнаружение заканчивалось скоротечной беспощадной схваткой. Бывшие полицаи, из трусости перешедшие на сторону врага, сопротивлялись редко. Но идейные бандеровцы обычно дрались насмерть. Если успевали, даже выкрикивали лозунги «Хай живе Степан Бандера!»»За самостийну Украину!»Был однажды и смешной случай. Нашел я подозрительный бугорок под развесистыми лапами елей, очень похожий на замаскированный вход в схрон. Подошел поближе, ткнул щупом — и взорвалась земля! Полетел вверх тормашками, треснулся затылком! Оказывается, это затаился закопавшийся в листву дикий кабан…
В один из дней поступил приказ переместиться поближе к горам. Нам на смену прибыла команда саперов во главе с дотошным старшиной. И тот до самых сумерек придирчиво принимал немудреное хозяйство. Я, подписав, наконец, все бумаги, лихо выпрыгнул в окно на задний двор, махнул через забор и рванул по снегу вдогонку за уехавшими товарищами.
А утром сообщили, что старшина пропал. Через сутки он вновь появился, жестоко избитый. Оказывается, возле входа в избу подстерегли его бандеровцы, накинули мешок и утащили. Спасло сапера то, что занимался он разминированием, строительством и сумел убедить бандитов, что его работа — на пользу их же родным и близким. А главное, охотились не за ним. Так и сказали, отпуская:— Передай привет командиру спецроты, скажи, что, когда поймаем, по-другому с ним разберемся…
Очень помогал отряду оперуполномоченный уголовного розыска Петр Пинчук. Фронтовик, местный уроженец, он знал, кто чем в селе дышит, искренне ненавидел бандитов, и был для них врагом номер один. Бандеровцы устроили засаду и сумели захватить Петра. Тело милиционера нашли подвешенным за ноги: на груди вырезаны красные звезды, со спины от затылка к пояснице ремнями содрана кожа. Этого садистам показалось мало и они под головой мученика разожгли костер…
Не успела миновать одна беда — от врагов, как подстерегла другая — от своих. Был в отряде повар — татарин Халиуллин. Решил он поднажиться немного и, нарядившись «лесным братом», заявился ночью в дом к одному из местных жителей. Потребовал водки, тысячу рублей и, зачем-то, швейную машинку.Водки ему дали, денег наскребли только двести рублей. А утром хозяин дома поднял на ноги и милицию, и командование отряда. Приехал разбираться лично командир полка. Время суровое, разговор короткий. Мародера расстреляли. А я,как допустивший ЧП был снят с должности и отправился в Ростов нести караульную службу.
Полк продолжал воевать. Офицеров не хватало, и меня вскоре вернули на Западную Украину, на базу отряда в город Калуш. И почти сразу я попал в жаркую переделку.Возле железнодорожного переезда банда устроила засаду и заблокировала группу красноармейцев. Спецрота на машине помчалась на выручку. У переезда сами попали под огонь с двух сторон. Я, подхватив ручной пулемет, выпрыгнул из кузова и, еще находясь в воздухе, буквально на лету полоснул по врагам длинной очередью. Сгруппироваться и приземлиться с привычной ловкостью не успел.Что-то ударило в спину, покатился кубарем. Когда друзья подняли меня на руки и понесли, я понял, что не чувствует своего тела. В падении меня достал разрыв гранаты.
Молодой хирург, пацан только из училища, рассмотрев рентгеновский снимок, уверенно заявил:— Переломы четвертого и пятого позвонков, четвертый смещен. Ну, теперь ты всю жизнь будешь скрюченный ходить… если вообще поднимешься.Это было хуже приговора. Нижняя часть тела не контролируется, непрерывно текут испражнения. А выше места ранения тело заходится адской болью, дико чешется под корсетом из гипса. И вся перспектива — участь беспомощного инвалида.Но нашлись врачи и получше этого молодца — выходили.
Делал специальные упражнения. Научился ходить. Молодой организм быстро восстанавливался. Врач поручила молоденькой медсестричке «выгуливать» своего подопечного. И наступил день, когда я окончательно поверил в то, что скоро буду ходить безо всяких подпорок.Домой поехал еще с костылями: в дороге тяжело, мало ли что. Но, подходя к дому, один костыль выбросил. А вскоре расстался и со вторым.Так в сорок седьмом закончилась для меня война. Пять лет. На год больше даже чем у тех, кто принял первый удар врага 22 июня и встретил день Победы в Берлине.» — из воспоминаний командира спецроты оперативного полка МГБ ст.лейтенанта С.М.Савченко.
