После пенсионной реформы и вызванного ей падения властных рейтингов мы видим широкий отказ власти от репрессивных мер, что журналисты назвали «новой оттепелью». Частичная декриминализация 282-й статьи, прекращение преследований по закону об оскорблении власти, уступки по стройкам в Шиесе и Екатеринбурге. Ещё – освобождение из-под стражи похабного режиссера Кирилла Серебренникова, волшебная история Ивана Голунова, за задержание которого публично покаялся аж министр МВД Колокольцев…
Каждое из этих событий встречала торжествующим салютом либеральная пресса, в последние месяцы аж уставшая отмечать новые и новые триумфы гражданского общества.
И в Кремле, возможно, удивляются, что на фоне этих салютов популярность Путина продолжает падать. Более того, похоже, что каждый из выше названных шагов, призванных показать готовность власти к диалогу с гражданами, сильно ударил по её авторитету. И страдают уже не отдельные персоналии, которые в случае нужды Кремль мог бы заменить в обмен на рейтинги, а целые институты.
Так после дела Голунова социологи «Левада-центра» выяснили, что доверие к полиции упало до рекордных значений. А две трети опрошенных считают подбрасывание улик и фабрикацию уголовных дел системой, чувствуя себя беззащитными перед «органами». И эта «органобоязнь» постепенно переходит в озлобление: о готовности к массовым протестам говорят уже не 15, как в начале года, а 32 процента сограждан.
Но почему долгожданная демократизация, о которой годами вещали правозащитники и гражданские активисты, не привела к всплеску народной любви к власти?
Думаю, по той же причине, по которой провалилась последняя прямая линия Путина. Полумеры уже не только не действуют, но вызывают обратный эффект, говоря об огромном пласте нерешённых проблем. Вот самое расхожее суждение о прямой линии: «Путину прислали 2,5 миллиона вопросов, а ответил он только на семьдесят. А что стало с остальными? Люди, их пославшие, так и остались бедовать?» Выводы по громким делам похожи: «Голунова отпустили, а что с остальными осуждёнными за подброшенный наркотик?»
И возникает ощущение, что власть действует в духе популизма, вовсе не собираясь решать насущные проблемы.
Это и ужасная административная вертикаль, словно нарочно созданная, чтобы отмахиваться от граждан: пожалуйся на чиновника в вышестоящую инстанцию – ему же твою жалобу и спустят. И чудовищная коррупция, разлагающая экономику. И правоохранительная система, действующая из политических и коммерческих, но никак не правовых соображений. И курс на рост доходов правящей элиты за счет нищания подножных масс…
И лишь системная работа по искоренению указанных пороков способна вернуть власти народное доверие.
Но власть, которую пока, видать, не слишком напугал возможный бунт народа, явно хитрит – пряча за своими демонстративными «шагами навстречу» нераскаянное желание стоять и впредь на том, на чем стоит. Дескать народ сколько-то еще побузит – да и отступит, и тогда уже можно будет наступить ему как следует на горло.
Но и народ еще, знать, не вконец утратил свой терпеж, являя готовность к массовым протестам лишь в опросах, но не в жизни.
И вот обе эти стихии сейчас замерли друг против дружки в ожидании, кто первым сделает новый шаг вперед или назад. Без очень сильного народного нажима, что поставил бы нашу власть, циничную и наглую, буквально на грань жизни и смерти, она не попятится. Но и русский народ, не умеющий подобно европейским ходить в бой за каждую копейку, не нажмет, пока сам не окажется на грани.
И наша нынешняя политическая ситуация, внешне еще вполне терпимая, час от часу набирает внутреннего драматизма, который наверняка выльется в свой час – но как, пока никто еще не знает. А власть и вовсе про себя надеется, что всякий народ ей по плечу и по барабану.
