Вот и отгремели праздничные торжества – все гости приняты, все слова сказаны, все бокалы подняты и осушены, все галочки расставлены, все поощрения розданы, все медали повешены. Я ничего этого не видела, ибо кто-то решил, что «меня там не стояло»… Я этих «кого-то» прекрасно понимаю, и это не шутка. Объясню почему.
Все выступления и речи основной массы нынешних ораторов по поводу первого юбилея Крымской весны похожи друг на друга, как нежинские огурчики – такие же одинаково зелёные и пупырчатые. Они вызывают скуку и желание непрерывно зевать. Неужели выступающим больше нечего сказать, кроме общих фраз типа «родная гавань» и «единый порыв»? Ведь столько всего можно было поведать со сцен и экранов о том, уже легендарном, времени, сжатом в один пульсирующий сгусток и реально разделившем жизнь крымчан на «до» и «после»! Ответа два: первый – они не в курсе, как всё происходило, второй – их деятельность, а точнее противодействие грядущему общекрымскому референдуму в те тревожные дни, должна была попасть под внимание компетентных органов ещё пять лет назад, но не попала. Да и бог с ними, им нечего вспомнить, но моя голова ещё работает и память не ушла по-английски.
Референдум изначально был назначен на 25 мая 2014 года, и подгоняли эту дату под выборы президента Украины. Не удивляйтесь, мы все тогда недоумевали – какая может быть связь? Зачем готовиться три месяца и как выборы на Украине увязываются с тем, что Крым уходит в Россию?
Ответов не было. Потом неожиданно дату референдума перенесли на 31 марта, а ещё через несколько дней – на 16 марта. В это же время началось формирование Положения по организации подготовки и проведения Общекрымского референдума 16 марта 2014 года. Параллельно заработал КРИШ (крымский региональный избирательный штаб) – вотчина Партии регионов. Из общественной приемной он всегда трансформировался в штаб и занимался выборами, вот и в тот март в КРИШе стартовала подготовка к проведению выборов президента Украины 25 мая 2014 года. Да-да, регионалы активно противодействовали референдуму по всем фронтам, они были уверены, что 16 марта пройдёт какое-то шоу, что ничего не изменится, а отношения на перспективу с Киевом портить нельзя.
С первых дней марта мне начали названивать из этого самого штаба с предложением начать срочное оформление пакетов документов для формирования окружной избирательной комиссии (по выборам украинского президента). Дали на всё сутки. Сказать, что у меня было недоумение, – это ничего не сказать. Попытки повлиять на меня продолжались с разных номеров, разными голосами, но с одной и той же аргументацией: «Ирина Владимировна, никто не сопротивляется, кроме вас. Вы вылетите из обоймы, как пробка, потом вас никто больше не возьмёт ни в один состав. Неужели вы, действительно, серьёзно относитесь к этому референдуму?..»
Почему чиновники противились идее референдума? Ответ прост до смешного – появилась угроза для их личного статуса, ведь впереди была полная неизвестность. В их глазах был страх и непонимание, что делать с народом.
Ситуация накалялась не день ото дня, а час от часа. Часть крымчан «встала на крыло» – кто за Перекоп, а кто на материковую Россию. Я уговаривала мужа и дочку уехать в Белгород к родственникам, ибо в Крыму становилось «жарко». Но родные сказали: что ж, будем окапываться…
И тут всё изменилось. До властных кругов вдруг стало доходить, что будущий референдум – это не шутки, что Крым и правда уходит и им надо успеть красиво запрыгнуть в этот уходящий поезд. Кстати, российский флаг вместо украинского взвился над Ялтой только 11 марта. Бывшие регионалы показали в те дни высший пилотаж в искусстве переобувания в полёте, а сегодня их так и называют – профессионалы высочайшего уровня. Ценят, уважают и предлагают должности. Они начали перехватывать инициативу и пытаться взять подготовку к референдуму под свой контроль. Меня они тоже пытались вышвырнуть из процесса, предложив «своих людей», но не сложилось.
В те дни исполком (ныне администрация) города Ялты опустел – чиновники и мелкие служащие практически не ходили на работу, дабы не засветиться во время крымских событий, чтобы на вопрос СБУ «Где вы были в те дни?» всегда можно было ответить, что, мол, игнорировали подготовку этого референдума и отсиживались дома. Ну на случай, если всё сорвётся, время повернёт вспять и Украина вернётся на полуостров. Хотя представить это было уже трудно, чиновники страховали себя на случай «а вдруг?»
Списков избирателей не было, ведь ЦИК Украины закрыла доступ к системе «Выборы» для Крыма. Что делать? Комбинация в голове сложилась быстро, и я пошла в определённый кабинет. Товарищ N – хозяин этого кабинета – с ужасом в глазах меня выслушал и сказал, что на это он пойти никак не может и что когда в Крым придут украинские «патриоты», то они его обязательно повесят. Пришлось брать его за горло со словами: «Зачем ждать украинских «патриотов», если я сама тебя сейчас прекрасно повешу!» Электронная база попала ко мне в руки и благополучно отправилась в тираж. Идеей я поделилась с коллегами из Крыма, которые тоже упёрлись в такую же проблему. Практически каждый шаг давался через мучительный мозговой штурм. Руководство о многих вещах вообще не задумывалось, очень важные вопросы приходилось решать самостоятельно, поэтому требовалось постоянно выкручиваться. Всё было на личных контактах и доверии – новый комплект кабин для тайного голосования для 68 участков изготовила в долг симферопольская мебельная мастерская, канцелярские принадлежности – тоже в долг, как и расходы на топливо для автомобиля – из собственного кармана. Всё собирались финансово уладить потом-потом-потом, ведь главное – успеть подготовиться к 16 марта. На высоком уровне. День – ночь – день – ночь. Всё смешалось.
За четыре дня до 16 марта мне сказали, что всё очень серьёзно и мне нужна охрана. Это была не просто охрана, а целая бригада профессиональных спортсменов. Сначала пять-шесть, а ближе ко дню голосования – более десятка крепких молодых людей. Дочку тоже взяли под охрану. Как это выглядело? Из двери в двери, из рук в руки, несколько машин сопровождения, даже в туалет – только в компании нескольких мужчин. В пятницу, 14 марта, выдали всем участковым комиссиям бюллетени, 15 марта – последние приготовления к голосованию, в 7.00 16 марта – созвон со всеми 68 председателями участковых комиссий о готовности к работе, в 8.00 – созвон об открытии участков.
Всё. Началось. Люди – стеной. Уже с семи часов утра стояли толпы под дверями всех участков. Каждые два часа принимаем статистику голосования, явка зашкаливает. Целый день в дверях международные наблюдатели, радио, телевидение, опросы, журналисты и просто неравнодушные с материка. Голосовать шли все. Очень впечатлило лично меня то, что на референдум 16 марта пришли люди, никогда в жизни до этого дня не голосовавшие ни на одних выборах, они даже не знали, где расположены их участки. Телефоны просто обрывали вопросами, тогда мы сделали дополнительную информацию – на подъездах и заборах вывесили по всей Большой Ялте (от Гурзуфа до Фороса) объявления с адресами конкретных участков: «Ваш дом голосует там-то, мы вас ждём».
Закончилось голосование, и повезли первые протоколы. Программы подсчета нет, принимаем протоколы и сразу заполняем таблицы, нарисованные от руки. Много таблиц, много цифр. Можно сойти с ума. Когда начинаю сводить общие результаты, то теряется один (!) голос. Пересчитываю вдоль и поперек, листаю туда-сюда, складываю сверху вниз и наоборот, но один голос не находится! Без конца звонит телефон, отвлекают и подгоняют, у меня трясутся не только руки, но и все внутренности. Надо найти. Неизвестно кто, где и как будет это потом проверять, мало ли что, всё должно быть идеально и правильно. Беру себя в руки и нахожу ошибку. Комиссия аплодирует. Я плачу от счастья. Заполняем вручную протокол, потом его подписывают все члены комиссии, но мы очень спешим и не успеваем заполнить экземпляры для себя, для истории, для памяти. До сих пор не могу себе этого простить. Едем в Симферополь, «сдаёмся». Всё. Мы это сделали. Можно возвращаться домой.
Прошло несколько дней, но я продолжала работать, ведь референдум, как и любой процесс выборов, не заканчивается сдачей протоколов. Мне оставалось только с грустной улыбкой смотреть в окно на ликующий город и мысленно быть с празднующими победу людьми. Крым праздновал и салютовал ещё месяц. Навеселе были все, включая стариков, младенцев и домашних животных, а у меня – работа.
К великому своему удивлению я поняла, что расходы мне никто возмещать не собирается. Оказалось, что параллельно с работой моей комиссии в городе был организован штаб, которому выделили деньги и для расходов для нас. Штаб после сдачи протоколов благополучно закрылся и отчитался перед центром по своим расходам на полную катушку. Мне даже дали просмотреть этот «отчёт». Я плакала и смеялась, читая его, потом опять смеялась и плакала, меняя носовые платки и всхлипывая. Помимо расходов для организации работы, по смете им было положено 3 (!) юриста, 2 (!) уборщицы, 3 (!) водителя. И это всё на неделю. Больше всего слёз я пролила над счётом за праздничный ужин, переходящий в завтрак в ночь подсчета голосов с 16 на 17 марта. Там не было даже крымской минеральной воды и водки. Сплошные «Боржоми» и элитный алкоголь. Ящиками. Про икру и хамоны я думаю, что вы можете догадаться сами. В промышленных масштабах. Не буду вдаваться в подробности, но титаническими усилиями я смогла восстановить справедливость: бывших сотрудников этого так называемого штаба, обязали вернуть всю потраченную сумму. Через месяц со мной рассчитались. Я отвезла все деньги моим терпеливым ангелам за кабинки и канцелярию. Знаете, что я услышала от хозяина мастерской, где изготовили эти самые кабинки? Он сказал: «Ира, я уже забыл про них, не переживай. Это такая малая цена за нашу общую победу, в которую я вложился хотя бы так». Сумма была очень приличная. Я всё-таки впихнула ему за пазуху эти деньги, а потом ещё благодарно порыдала на его плече. Вот так люди и проявлялись в те тревожные дни. Каждый по-своему.
Нам никто и ничего тогда не гарантировал. Не верьте тем, кто рассказывает про обещанные плюшки и пряники, зарплаты и пенсии. Мы убегали, опережая собственный свист, неслись, теряя тапки, спеша покинуть горящий дом. Бежали к матери, которую когда-то по непонятным причинам лишили родительских прав на нас. Бежали без оглядки. Крым очень интернационален и очень инертен, но тогда он мобилизовался всерьёз. Он потом успокоился и занялся своими обычными делами, но всегда гордится тем, что в те дни мы были «все вместе». Кто это – мы? Это народ Крыма. Народ, не чиновники. Это простые люди формировались в ополчение, это они собирали продукты-деньги-тёплые вещи, это они стояли на площадях, никем «сверху» не организованные, это они дружно потом пошли голосовать. Они рисковали своим здоровьем и жизнями. Рисковал и Сергей Аксёнов, ведь ему не за кого было спрятаться в случае, если… Остальные чиновники могли сослаться на то, что у них не было выхода, их заставили или так сложились обстоятельства. Простой народ так не сказал бы никогда, ведь у него обстоятельства сложились именно так, а не иначе, и выбор он сделал осознанно и ответственно.
Крымская весна – это событие космического масштаба, и я счастлива, что была в самом его круговороте. Я и сегодня не меняю своих убеждений, горжусь и ни о чём не жалею.
Ирина Белозёрова, председатель Ялтинской городской комиссии по проведению Общекрымского референдума 16 марта 2014 года
