Ровно 50 лет назад в США начались Стоунволлские бунты, прямым следствием которых считают современные гей-парады, гей-браки и прочие атрибуты «борьбы ЛГБТ». В то время к гомосексуалистам в США относились крайне жестоко. Но почему локальная драка с полицией в одном из баров Нью-Йорка спровоцировала гей-революцию по всему западному миру? И грозит ли России нечто подобное?
В период холодной войны западная пропаганда позиционировала СССР как тиранию, которой противостоит «американское пространство свободы». При этом, разумеется, не акцентировался тот факт, что многие либеральные веяния из обязательного по нынешним временам «пакета» (от интернационализма до гендерного равенства) пришли в Советскую Россию раньше, чем в Соединенные Штаты.
В диссидентской среде на этот парадокс обычно реагировали с иронией (опять, мол, в Америке негров линчуют), но ничего смешного в нем вообще-то нет: когда в СССР снимали фильм «Цирк», во многих штатах США чернокожих еще не пускали в кинотеатры.
В этом смысле не является исключением даже тема прав так называемого ЛГБТ-сообщества. Дело не только в том, что в период с 1917-го по 1933-й гомосексуальные отношения в СССР были декриминализованы для мужчин и для женщин, а после 1933-го – для женщин. Но и в том, что уголовное преследование гомосексуалов в США, сохранявшееся в ряде штатов вплоть до начала XXI века, сопровождалось агрессивной травлей ЛГБТ со стороны государства. Поворотным моментом в этой системе считается 1969 год.
Метишь в гея, попадешь в коммуниста
В 1969-м в мире еще не существовало ни гей-браков, ни гей-парадов, уголовное наказание за однополые отношения сохранялось в ряде стран Европы и во всех штатах США, за исключением Иллинойса. На «радужном направлении» принципы свободы и толерантности в Америке откровенно буксовали – и на то были свои причины.
Во-первых, необходимо упомянуть строгую протестантскую мораль, на которой была построена Америка. Во-вторых, то, что долгое время геев считали угрозой для национальной безопасности по причинам не только социальным, но и политическим. Решающий вклад в такую постановку вопроса внес сенатор Маккарти – тот самый борец с коммунистами, стараниями которого в США развязали «охоту на красных ведьм».
Впрочем, Маккарти в каком-то смысле можно понять: секс-меньшинствам в США сочувствовали в основном ультралевые, а основателем «Общества Маттачине» – одной из первых в стране правозащитных организаций для геев – был коммунист Гарри Хей.
Как следствие, санкции в отношении ЛГБТ хотя и разнились от штата к штату, кое-где были откровенно жестокими даже по меркам СССР. Поскольку гомосексуальность на официальном медицинском уровне считалась формой социопатии, порождающей склонность к преступлениям, в ныне либеральнейшей Калифорнии можно было до конца жизни загреметь в закрытую психушку, где пациентов буквально «лечили электричеством».
В двух десятках штатов любого человека можно было задержать на основании «подозрения в гомосексуальности». ФБР формировало досье на представителей ЛГБТ, а заодно на их родственников и друзей. Американская почтовая служба отслеживала переписку секс-меньшинств. А газеты с удовольствием публиковали фотографии «разоблаченных социопатов».
У полиции были свои методы борьбы с ЛГБТ, как и своя «палочная система», которую у нас в стране обычно ассоциируют с подбрасыванием наркотиков. Весьма распространенным видом произвола была «ловля на живца» со стороны отдела нравов: гетеросексуалам подсовывали подставных проституток (покупка секса за деньги также являлась нарушением закона), а с гомосексуалами переодетые в гражданское копы кокетничали и при возникновении «взаимности» надевали на них наручники.
Настоящая гей-мафия
Эпицентром борьбы с ЛГБТ стал крупнейший город страны Нью-Йорк, мэр которого Роберт Уогнер-младший считал искоренение секс-меньшинств своей прямой обязанностью. Именно с его подачи был принят довольно странный закон, согласно которому геям запрещалось продавать алкоголь в барах. У этой новации была своя извращенная логика, мол, если гомосексуальность означает социопатию, в состоянии подпития такие люди еще более опасны. Барам она грозила отзывом лицензий, а полиции подарила новый метод «срубания палок»: подсадные копы сами угощали геев алкоголем – и тут же их арестовывали.
Несмотря на это гей-бары в Нью-Йорке все-таки существовали, а крупнейшим считался «Стоунволл-Инн» на Манхэттене – та еще «дыра», где было два танцпола, а водопровода не было вовсе. Держалось это заведение благодаря тому, что его владельцами являлась семья Дженовезе – одна из наиболее влиятельных итало-американских группировок в Нью-Йорке, легендарный руководитель которой, «дон донов» Вито Дженовезе, умер за несколько месяцев до описываемых событий.
Мафия платила полиции взятки, поэтому о рейдах в «Стоунволл-Инн» обычно узнавали заранее. Вход туда напоминал систему бутлегерских забегаловок: глухая дверь, глазок, пароль, пускают только «своих» и тех, кто с ними. Когда полиция была уже на подходе, в клубе зажигался свет, алкоголь прятался в специальных нишах, а посетители получали время на то, чтобы привести себя в надлежащий вид. И речь совсем не про боа и прочие перья на задницах. Женщин в те годы могли арестовать только за то, что в их одежде было менее трех «женских вещей».
В ночь на 29 июня 1969 года полицейский рейд в «Стоунволл-Инн» привел к революции. О тех событиях написаны десятки книг, снято несколько фильмов, хронология восстановлена почти поминутно и включена в американский легендариум. Но до сих пор неизвестно, с чего же все началось. По наиболее распространенной версии, некая лесбиянка, которую уже вели к полицейской машине в наручниках, пожаловалась на слишком туго застегнутые браслеты, оказала сопротивление – и ее поддержала толпа других геев, которые, вопреки обыкновению, не попытались скрыться сразу после прибытия полиции, а столпились у дверей клуба.
Как бы там ни было, современные ЛГБТ-активисты сравнивают те события со взятием Бастилии, имея в виду как отклик, так и последствия. Началась драка, толпа вступила в открытое противостояние с полицией (по свидетельству очевидцев, особенно ожесточенно бились трансвеститы), а копы, явно не ожидая такого поворота событий, забаррикадировались в клубе. Тогда в дело пошли камни с ближайшей стройки и «коктейли Молотова», начался штурм, кто-то поджег «Стоунволл-Инн» – и все могло закончиться по-настоящему трагично, но потери полиции после первой ночи бунта насчитывали всего четверых раненых.
Первому – потому как на следующую ночь гей-восстание повторилось, приобретя еще более широкий размах. Теперь секс-меньшинства не только «держали оборону», но и преследовали полицейских по всему району Гринвич-Виллидж. В какой-то момент они буквально оккупировали этот район и пропускали в него только те машины, за рулем которых были геи или сочувствующие гей-революции.
С каждым днем толпа разрасталась, люди съезжались к «Стоунволл-Инн» со всего города, и бунты растянулись на целую неделю, став аналогом полноценных городских боев с партизанщиной и мародерством, но без человеческих жертв.
Параллельно досталось и мафии: зная, кому принадлежит бар и не желая ассоциироваться с его владельцами, восставшие призывали бойкотировать заведения, принадлежащие преступным группировкам. То есть «Стоунволл-Инн» стал эдаким «проклятым местом», а в «священную баррикаду» превратился значительно позднее.
К 4 июля, Дню независимости США, беспорядки наконец поутихли, но Америка была уже другой. Стоунволлские бунты (в терминологии американских ЛГБТ-активистов) прорвали «заговор травли» и подтолкнули секс-меньшинства к объединению в реальную общественную силу. Разнообразные гей-организации стали множиться, как грибы после дождя, начался выпуск специальных газет, права геев стали частью политической повестки, а их акции протеста – нормой жизни. Один за другим американские штаты стали отказываться от уголовного преследования секс-меньшинств.
По сути, даже первый гей-парад – это шествие, состоявшееся в годовщину Стоунволлских бунтов. Спустя год его поддержали другие города (в том числе европейские), а в 25-летний юбилей описываемых событий на улицы Нью-Йорка вышло более миллиона человек.
Сам бар «Стоунволл-Инн», разгромленный и основательно выгоревший, ненадолго пережил описываемые события, но впоследствии был открыт заново и функционирует до сих пор, будучи наделен весьма высоким официальным статусом национального исторического памятника.
Нет у революции конца
То, что происходило между геями и остальной Америкой всего 50 лет назад, теперь кажется немыслимым. Более того, сторонники консервативных и «прогрессивных» ценностей как будто поменялись местами: теперь уже вторые терроризируют первых, к счастью, пока еще не от лица государства.
Историки, исследовавшие феномен Стоунволлских бунтов, сходятся во мнении о его причинах: никакой организации не было, все произошло стихийно – людям просто надоело быть жертвами и извиняться за сам факт своего существования. Успех восстания (относительный, так как не очень понятно, что тут могло претендовать на абсолютный успех) вдохновил гей-активистов по всему западному миру, и по традиционным патриархальным общественным устоям вдруг пошла трещина.
В Западной Европе второй половины века этот процесс был значительно более мягким и плавным: там не было аналогов Стоунволлских бунтов, но не было и того полицейского террора против секс-меньшинств, которым отличались США. Парадоксальным образом страна, где геев угнетали особенно сильно, теперь претендует на эталон толерантной политики и выделяет средства на борьбу за права ЛГБТ по всему миру. В том числе и поэтому Стоунволлские бунты в Америке предельно мифологизированы.
В таких событиях традиционно ищут свидетельства какого-нибудь заговора, но никакого заговора, судя по всему, действительно не было. Бунт в Нью-Йорке стал выходом на сцену нового гражданского поколения,
он очевидным образом рифмуется и с движением хиппи, и с борьбой чернокожих, и со второй волной феминизма (сейчас, как считается, нас накрывает третья), а в общем и целом является примером противостояния общества полицейскому произволу.
Аналогичным образом в Тбилиси в прошлом году произошла так называемая рейв-революция, спровоцированная рейдом в ночной клуб и неоправданно жестокими действиями полиции. После этого Грузия встала на путь легализации легких наркотиков.
Тем, кто боится подобной гей-революции в России, опасаться в общем-то нечего – для нее отсутствует «спусковой крючок». Несмотря на желание выглядеть территорией традиционных ценностей и сложное отношение к ЛГБТ со стороны большинства, в РФ нет аналогов того террора против меньшинств, который был обычной практикой для нью-йоркской полиции всего полвека назад.
«Дай бог здоровья, пусть живут так, как считают нужным», – заявил накануне президент Владимир Путин, отвечая на вопрос Financial Times об отношении российских властей к ЛГБТ.
