Бедные россияне не готовы отстаивать свои права, в отличие от сытых французов
Андрей Иванов
На фото: во время манифестации движения «желтых жилетов» и организаций (Фото: Дмитрий Орлов/ТАСС)
Материал комментируют:
Алексей Макаркин
Борис Кагарлицкий
1 мая по всему миру отмечается День международной солидарности трудящихся. Люди по всему миру, от бедных стран Азии до достаточно благополучных государств Европы, от Латинской Америки до Африки выходят на демонстрации, требуя социальных и политических улучшений, изменения экономического положения работников. В России тоже проходят демонстрации, но намного менее многочисленные, и в целом складывается ощущение, что люди и впрямь отмечают некий абстрактный «День весны».
Сколько существуют капиталистические производственные отношения, столько идет в мире острая классовая борьба. Но одновременно мы можем наблюдать парадокс. В Европе, где человек неплохо защищен от безработицы, имеет хорошие социальные гарантии, а зарплата наемного сотрудника позволяет жить вполне сносно, на митинги в столицах выходят десятки и сотни тысяч человек.
В этом году эпицентром борьбы должны стать города Франции. Требующие от государства изменений в социальной политике трудящиеся, готовы и дальше протестовать. Несмотря на то, что недавно народное движение «Жёлтых жилетов» смогло добиться от новоизбранного президента Эммануэля Макрона немалых уступок. На прошлой неделе во время пресс-конференции, глава Пятой республики пообещал снизить подоходный налог на малоимущих и представителей среднего класса, повысить пенсии и ввести новые меры социальной защиты. По оценкам специалистов, бюджету это обойдется в 17 млрд евро.
В России ситуация совсем обратная. В стране наблюдается огромное имущественное расслоение, богатые и бедные платят единый налог, гражданам сразу на пять лет повысили пенсионный возраст, увеличили НДС, а с недавних пор еще ввели дополнительные платы за сбор мусора, но массовых акций протеста ожидать не приходится.
Самыми многочисленными ожидаются демонстрации профсоюзов. Но не секрет, что основную массу на таких митингах составляют согнанные бюджетники. Оппозиционные партии собирают свои митинги, но и они не могут похвастаться многочисленностью.
Так в чем причина, что бедные и задавленные российские граждане не готовы всерьез бороться за свои права и в лучшем случае обсуждают тяжелую жизнь на кухнях?
— Наша проблема заключается в том, что человек борется за место. Если он пойдет на забастовку, то его уволят, — говорит вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин. — У нас небольшая безработица, но и заменить человека легко. Большинство наших работников легко сменяемы, работодатель ни за кого не держится.
Вторая причина низкой активности граждан — высокая степень индивидуализированности общества. Мы часто противопоставляем себя Западу, что там индивидуализм и бездуховность, а у нас коллективизм и соборность. На самом деле, в России намного слабее горизонтальные связи. У нас общество живет по принципу «не высовывайся», а если тебя наказали, то наказания без вины не бывает.
Поэтому если кто закричит «Надоела такая жизнь» и позовет всех на забастовку, а его потом уволят, то мало кто из коллектива поддержит такого человека. Ведь никто не хочет быть уволенным. И в таких ситуациях агрессия нередко переносится на смутьяна. Мол, нам всем плохо, но мы держимся, не бунтуем, а он такой один бунтовщик.
Третья причина — слабые профсоюзы. Есть сильные организации на иностранных компаниях, где другие стандарты. Там профсоюзы организуют забастовки, в целом защита трудящихся идет активнее. Например, сейчас закрывается завод «Форд». Компания предлагает сотрудникам беспрецедентные по российским меркам выплаты, но работники требуют соблюдения европейских норм, которые нигде у нас не соблюдаются.
«СП»: — Обнищание работников способствует солидарности?
— Как раз наоборот. Горизонтальные связи выстраиваются там, где у людей есть средства. Когда человеку не надо думать о выживании семьи, у него появляется время на участие в профсоюзной деятельности.
Но самые бедные воспринимают другого работника не как товарища, а как конкурента. Его могут оставить, а меня уволить. Он начнет забастовку и нас всех уволят. Самые бедные работники жмутся к хозяевам, ждут того, что собственник обратит на них благосклонное внимание. Только когда всё обваливается как в 1917 году, бедные начинают всё громить. Но обычно бедный человек имеет слабый социальный капитал, ограниченные ресурсы, мало свободного времени. Поэтому у нас в России вроде бы безработица небольшая и можно отстаивать свои права, но люди чувствуют себя уязвимыми и не готовы бороться.
— Наше общество страдает от катастрофического дефицита солидарности, — считает директор Института проблем глобализации и социальных движений Борис Кагарлицкий. — Люди разобщены. Про россиян один мой зарубежный коллега сказал, что это индивидуалисты без чувства собственного достоинства. Это очень грустная констатация. Потому что индивидуализм всё-таки предполагает чувство собственного достоинства и готовность защищать хотя бы себя.
В России люди не готовы бороться не только за чужие интересы, но даже отстаивать свои права. Это связано с кризисом распада советского типа коллективизма. Рыночные отношения складывались очень быстро, накладываясь на старые. Директор предприятия, который стал работать на хозяев или сам стал собственником, поддерживал прежние отношения на производстве. И не все работники поняли, что речь на самом деле идет уже о других классовых отношениях. Российский капитализм долго прятался на советской ширмой.
Я возлагаю надежду на молодежь, которая поняла суть капитализма. Они понимают, что за права надо бороться. Дефицит солидарности нельзя преодолеть теоретически, только через практику.
«СП»: — Антисоциальные реформы активизируют протесты?
— Сама по себе экономическая проблематика автоматически социальное сознание не поднимает. От того, что люди становятся беднее, они не начинают лучше понимать свое социальное положение. С другой стороны, противоречия российского современного общества обостряются и становятся видимыми. Это не значит, что отдельный гражданин осознает свое положение и правильно его интерпретирует. Но суммарно в обществе растет понимание того положения, в котором мы находимся.
