Мы наблюдаем технологии массовых протестов, уличного противостояния и полной глухоты аргументам противоположной стороны, отметила депутат Госдумы
Наталья Поклонская. Фото: Марат Абулхатин/ТАСС
Глава Екатеринбурга Александр Высокинский заявил о приостановке работ по строительству храма на месте сквера у Театра драмы до подведения результатов опроса горожан. «Стройку на сегодня мы уже остановили. По поводу референдума и стройки мы с вами проговорили, что стройка будет ждать. Пока не будет принято решение по поиску общественного мнения», – пояснил мэр. Это решение региональная власть приняла только после заявления президента России Владимира Путина о необходимости узнать мнение жителей города по вопросу стройки.
Заместитель председателя комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции, депутат Наталья Поклонская связывает противостояние в Екатеринбурге с тем, что чиновники не научились слушать и слышать людей. «Если этого нет, то выглядит, как будто бы навязываются решения через силу и власть. И такой картинкой и пользуются ждущие политические аферисты. А их, к сожалению, очень много. Мало достучаться до людей, когда люди не могут зачастую достучаться до власти. Вторая проблема. Дело не в храме. Храм всегда украшает город. Храм – это достояние. Это наши корни, наша культура. На самом деле, это очередное обкатывание все тех же майданных технологий. Технологии массовых протестов, уличного противостояния и полной глухоты аргументам противоположной стороны. Скоро, думаю, мы будем наблюдать лица организаторов. Как в свое время наблюдали в Киеве на майдане. Преступников государственных. Вот для этих организаторов, как говорят в народе, с высокой колокольни плевать и на сквер, и на храм, и на толпу, которая, поддавшись ложным лозунгам и призывам, толпа оболваненная и обманутая вышла искать справедливость», – заявила депутат в интервью «Комсомольской правде».
События в Екатеринбурге заставляют поразмышлять в целом о характере современного протеста. «Его ключевой особенностью является то, что протестующие ни в своих обращениях, ни еще где бы то ни было, не могут хоть сколько-нибудь внятно разъяснить, почему они против того-то и чего-то. Вернее, они просто перестали это делать. Это очень характерный пример эволюции требований даже не к власти, в вообще к кому бы то ни было. Наполнившее все кругом, невидимое, как радиация, недовольство само лишило себя последней, хотя бы самой примитивной аргументации и осталось только детское «хочу» или «не хочу». А потом они с удивлением спрашивают: «а почему нас не слышат? Почему не реагируют? Мы же так кричали!» А как он/она/они/оно должны реагировать? На что? На звук? Их должны спросить «почему вы не хотите? Почему вы хотите не хотеть?» Как им объяснить, что «не хочу» это аргумент из яслей родом, что взрослые люди обычно объясняют мотивы, причем чем аргументированнее объясняют, тем больше шансов, что будут услышаны. Как донести, что «я против» это не аргумент хотя бы потому, что это нужно обосновать? Но это не важно. Они развлекаются. Борются не против храма, а за свое право развлекаться», – полагает историк Борис Якеменко.
