В России сложился общественный порядок, который можно считать идеальным воплощением классического либерализма. То, что критиков и противников нынешней системы вещей в России именуют либералами, – это глубокое недоразумение.
В то время как граждане России предаются ностальгии по безвременно ушедшему от них СССР, в их стране сложился общественный порядок, который можно считать почти идеальным воплощением принципов классического либерализма. То, что критиков и противников нынешней системы вещей в России именуют либералами, – это глубокое недоразумение.
Либерал – это тот, кто выступает за максимальное освобождение личности от всех внешних ограничений: политических, экономических, культурных, религиозных. А наши свободомыслящие соотечественники уверены в том, что у большинства, которое, по их мнению, погрязло в невежестве, блуждает во мраке предрассудков, склонно к самозакрепощению, полагается не на себя, а на внешние авторитеты, охотно склоняется перед силой, – у такого большинства гражданские права должны быть изъяты.
То есть наши отечественные либералы мыслят себя политической и культурной элитой, которая одна только и может указывать стране направление развития. Это чистой воды элитаризм, настаивающий на разделении общества на лучших и худших, на тех, кто в состоянии верно формулировать общественный идеал, и тех, кто должен быть лишен такой возможности. Никакого отношения к либерализму такая модель общественного устройства не имеет.
Так что у наших так называемых демократов нет ни малейшего права именовать себя либералами. Последние выступают за максимальную свободу каждого, независимо от того, каких воззрений придерживается условный индивид.
Слом советской системы, пытавшейся обеспечить единомыслие в рамках марксистско-ленинской теории, оказался кардинальным и окончательным. Сегодня российское государство не претендует на роль выразителя единственно верного миропонимания, разными способами навязываемого гражданам. Оно не реагирует на призывы сформулировать нечто вроде идеологии, поскольку явно не желает менять складывающуюся систему вещей. А она, опять-таки в классическом понимании, является именно либеральной. В ее основе – стремление обеспечить максимальную свободу самовыражения, выбора веры, предпринимательства и конкуренции.
Естественно, что у государства, насчитывающего чуть более четверти века от роду, очень многое складывается криво. Совершенства нет ни в чем. Мы видим, как несовершенен парламент и СМИ, как иногда зависима судебная власть. Наиболее динамично развивается хозяйственный уклад, но и он не свободен от государственного вмешательства. Однако, несмотря на все недостатки системы, вполне извинительные, если учитывать ее молодость, базовые принципы не подвергаются сомнению – это свобода всех и каждого, ограниченная только неприкосновенностью прав индивида. Свобода одного не может вступать в противоречие со свободой другого.
Вместе с тем, как ни странно, российский извод либерализма легко монтируется с традиционными ценностями. У нас остаются идеи и общности, ради которых гражданин готов заплатить самую высокую цену. Это вера, государство, народ. Старая добрая уваровская триада: православие, самодержавие народность. Выбор отдать свою жизнь за сохранение каждой из этих трех общностей и есть высшее измерение свободы, которая дается не сама по себе, а для чего-то, и которая не есть сугубая абстракция. Как писал Джон Локк, свободные личности могут стать основой стабильного общества.
Между тем в западном мире, этой купели либерализма, либерализм потихоньку уходит со сцены. Там набирает силу концепция позитивной дискриминации, когда за отдельными меньшинствами, подвергавшимися в течение многих веков дискриминации, признается право на компенсацию и значительные преимущества в гражданском статусе. Общество обязано выплатить сексуальным меньшинствам и женщинам своего рода контрибуцию за все перенесенные ими в прошлом страдания.
Такой подход, независимо от того, считаем ли мы его справедливым или порочным, с либерализмам никак не соотносится. Это вполне авторитарная модель, которая прямо на глазах становится приоритетной и для Европы, и для Америки. Большинство – белые традиционной сексуальной ориентации – превращаются в гонимую и презираемую общественную группу.
Таким образом, последним убежищем европейского либерализма, думаю, совершенно неожиданно для себя оказалась Россия. Он отчасти карикатурен, поскольку не все механизмы в нем функционируют нормально, но доктринально это именно либеральная идея в ее очень узнаваемом и понятном формате. Когда-то Герцен, имея в виду что-то похожее, писал, что, отставая от Европы, мы ее перегнали. Действительно, не посчитав пригодными для использования теории выбора гендерной идентичности и позитивной дискриминации, мы воплотили классический конструкт, предполагающий предоставление свободы каждому гражданину.
