Российский актер Тимур Еремеев признался ФАН, что уже полностью освоился в новой для себя роли телеведущего, но это не мешает ему постоянно совершенствоваться.
Уроженец Подмосковья дал Федеральному агентству новостей эксклюзивное интервью, в котором рассказал, как вышло, что он пришел работать на телевидение, получается ли у него абстрагироваться от поднимаемых в программе «На самом деле» тем, а также о том, как он пережил период весенне-летней самоизоляции из-за новой коронавирусной инфекции.
Прекрати заниматься самоедством!
— Тимур, на днях исполнилось семь месяцев, как вы ведете на Первом канале ток-шоу «На самом деле»…
— Ух ты, уже семь?
— Да. Можно ли сказать, что вы полностью освоились в новой для себя роли и стали настоящим профи-телеведущим?
— Могу сказать о своих ощущениях. Зрителям и коллегам, конечно, виднее, но, мне кажется, да, я освоился. Мне было комфортно с самого первого дня работы, хотя тогда выше были стресс и уровень непонимания, что от меня нужно. Но с каждым выпуском становилось легче.
Что же касается того, чувствую или не чувствую себя профессиональным ведущим… Вообще, я привык считать, что тот, кто зарабатывает деньги каким-то ремеслом, автоматически — профессионал этого дела. А если говорить о профессионализме в таком качественном понимании — это очень сложный вопрос. Я много раз на него отвечал — и всегда по-разному, но всегда, так или иначе, ссылался на некоторые моменты из моей жизни.
Во-первых, я стараюсь постоянно учиться, вернее, даже так — совершенствоваться. Потому что слово «учиться» отдает для меня синдромом студента. У нас многие люди после институтов, получив профессию, владея навыками и обладая талантом, все равно не могут избавиться от того, что они вроде как должны чему-то продолжать учиться.
— Как это происходит у вас?
— Я именно вот совершенствуюсь, гляжу вокруг, принимаю всегда все лучшее, что вижу. Всегда стараюсь это делать. А еще часто вспоминаю то, что сказал мне один педагог театрального института — после одного из спектаклей, когда я ходил, переживал и думал, что же сделал не так: «Прекрати заниматься самоедством!» И это был для меня такой поворотный момент. Я действительно понял, что надо не ругать себя за что-то, за какие-то совершенные ошибки, а исправлять в будущем, если ты их замечаешь. Словом, переживать и тратить эмоции из-за того, что не удалось в этот раз, не стоит.
Поэтому я адекватно к себе отношусь, прекрасно вижу, если где-то ошибся, и признаю это. Но, мне кажется, что я планомерно, постепенно двигаюсь вверх, туда — к тому Тимуру Еремееву, которого и хочу видеть в идеале. Идеала никогда не будет, но движение вверх наблюдается.
— Когда Первый канал предложил вам стать ведущим этого шоу, смотрели ли вы предыдущие выпуски с Дмитрием Шепелевым, чтобы понять, что к чему и как? Если да, то поняли ли, что можно что-то использовать для себя в новой работе?
— Я смотрел выпуски с Шепелевым, но не с точки зрения что-то у него перенять или скопировать. Знаете, [испанский и французский художник] Пабло Пикассо как-то сказал, и это выражение одно из моих любимых, «хорошие художники копируют, а великие художники воруют». Поэтому, в принципе, хорошее скопировать — дело нехитрое, я считаю.
Но я пытался наблюдать не столько за поведением ведущего, сколько вообще за структурой программы. За коммуникацией Дмитрия с Романом [Устюжаниным] и Сабиной [Пантус], за тем, как к теме подключаются эксперты, за всей этой кухней.
Что же касается Шепелева, мы с ним совершенно разные, и я даже при всем желании не смог бы копировать его на постоянной основе. Как и он меня. Да это никому и не нужно, люди же не хотят смотреть программу с Тимуром Еремеевым и видеть Дмитрия Шепелева, и наоборот. Никто этого не хочет. Вот поэтому я, когда смотрел «На самом деле» в период подготовки к работе ведущим, обращал внимание именно на технические моменты, а не на то, как и что говорить.
— В общем, не на стиль ведения Дмитрия Шепелева?
— Совершенно верно.
Очень порадовал коллектив программы
— По прошествии вот этих семи месяцев — оправдались или нет ваши ожидания от того, что предстояло делать? И вообще, были ли они у вас, или вы просто, как говорится, бросились в омут с головой?
— Ну, с одной стороны, бросился, потому что все произошло довольно-таки быстро. А с другой, я вот сейчас даже не могу сформулировать, какие у меня были ожидания. Мне просто было очень интересно. И этот интерес никоим образом не погас даже сейчас. Мне интересно до сих пор.
При этом некоторые вещи поразили. Например, невероятный профессионализм и работоспособность всего коллектива. На ум приходит, в общем-то, банальное сравнение с айсбергом. Мы вот на его верхушке, а под водой — много людей, которые делают колоссальную работу.
Человеку, пока он туда [на телевидение] не попадет, сложно объяснить уровень нагрузки на сотрудников. В общем, очень порадовал коллектив, очень!
И это не какие-то дежурные слова, что вот там все ребята такие классные, и мы все дружно живем. Это действительно так. Все здорово, все позитивно.
Кроме того — и это меня особенно радует — я вижу, как по результатам наших программ происходит какое-то движение, принимаются какие-то решения, возбуждаются уголовные дела или пересматриваются. Какие-то истории, которые были не на виду, становятся резонансными, и благодаря этому люди получают помощь и иногда даже спасение.
Мне нравится, что сила телевидения работает и помогает. Кроме того, что это интересные и подчас невероятные истории, это еще и инструмент помощи людям. Многие приходят за ней в нашу студию, да даже в большинстве случаев! Люди обращаются в программу именно для того, чтобы узнать правду. И это колоссальная помощь в любом деле, это как бы, выражаясь медицинским языком, поставить диагноз и тем самым наполовину вылечить болезнь. Поэтому такие вещи радуют и вдохновляют.
— Вы, кстати, вольно или невольно, ответили на мой следующий вопрос. Он такой — что считаете самым главным в этой работе?
— Да, я об этом уже сказал. И еще бы, наверное, добавил некую такую моральную составляющую, потому что для меня очень важны те слова, которые я говорю в конце передачи. Я на них делаю акцент, стараюсь обращать внимание, что это не просто какое-то там «пробалтывание» банальных выводов.
Нет, я пытаюсь из каждой истории вынести, что ли, такую мораль, как ни банально это звучит. Мораль нужна, и из каждой истории нужны вывод и правильный посыл. Как с моей личной точки зрения, так и с точки зрения редакции нашей программы. Это во многом авторская передача, но все-таки — я сейчас, может быть, скажу пафосно и патетично — функция воспитания в ней присутствует.
— Скажите, удается ли вам абстрагироваться от проблем, которые поднимаются в передаче? Эфир закончился, и вы такой: «Ну, все, я пошел дальше заниматься своими делами». Или все-таки какие-то мысли продолжаются роиться в голове?
— С одной стороны, работает такая актерская способность отключаться от того, что происходило до этого на сцене. Это ни в коем случае не говорит о том, что в кадре я чувствую себя неким персонажем, нет. Актеры в силу профессии могут переключаться с темы на тему, с эмоции на эмоцию и так далее.
Но, конечно, есть темы, которые держат тебя не только после программы, но и даже до нее. Нам необходимые материалы, чтобы мы подготовились, присылают заранее, за день. Мы снимаем по три темы в день, и они все сложные. Да простых тем у нас и не бывает! Зачастую бывает так: мы снимаем первую, вторую, а ты уже думаешь о третьей. Потому что там такое, что просто волосы дыбом становятся!
Очень тяжело даются программы о несчастных детях, о насилии в отношении них. Но, с другой стороны, такие передачи как раз и имеют, так сказать, больший вес и большую силу, и иногда они просто спасают судьбу этим детям…
Сложно ответить на ваш вопрос однозначно, но такого, чтобы вот я вышел из кадра, выключил какой-то тумблер и совершенно забыл, что там было, конечно же, нет.
Более того, мы с коллегами, Сабиной и Ромой, когда встречаемся вне работы, вспоминаем и обсуждаем какие-то темы. Многие из них просто врезаются в память, так что бесследно вряд ли что-то проходит.
— Спокойно ли вам спится после того, как приходится все это переживать? И не снятся ли вам потом герои и некоторые истории, о которых рассказывается в ток-шоу?
— Я сплю спокойно, но мало (смеется), и это никак не связано с темами, просто времени на сон действительно мало. Я, в общем-то, не очень люблю крайности во всем. И не люблю, когда есть признаки, с моей точки зрения, некого фанатизма, когда ты все 24 часа только и думаешь, что о работе.
Так нельзя, нужно разделять личную жизнь, свое пространство и работу, какие бы сложные темы ни были у нас на передаче. Иначе, собственно говоря, не останется самого меня. Нужно же как-то поддерживать, подкармливать свою личность, которая тоже важна в программе.
Поэтому нет, на сон работа пока не влияет. Посмотрим, что будет дальше, может, что-то и изменится.
В жизни происходят такие вещи, что в это просто сложно поверить
— Периодически появляются утверждения, что ваше ток-шоу носит постановочный характер, что ее создатели не очень корректно порой себя ведут, а порой даже и обманывают участников. Что ответите таким критикам?
— Во-первых, об обмане. Мне это неизвестно, более того, я уверен, что его нет, — это очень странное, даже абсурдное обвинение. Я знаю всех редакторов, которые работают в программе. Они – большие профессионалы.
Что же касается «постановки», то меня это некоторым образом даже забавляет, потому что я читаю предварительный сценарий — это, чтобы люди понимали и не думали, что у нас прописаны какие-то там реплики или что-то еще, — нет. Наш сценарий состоит из «прединтервью» героя — нам пишут: вот этот человек расскажет такую-то историю. А он может рассказать совершенно все другое, его же никто не заставляет следовать сценарию.
Когда я читаю эти «прединтервью» героев, часто нахожусь в состоянии неверия в то, что такое может быть на самом деле. Иногда истории достойны книги или телесериала, причем с высокой плотностью событий. В жизни происходят такие вещи, во что зачастую действительно сложно поверить.
— Но вам, наверное, нелегко об этом судить, так как вы находитесь как бы внутри ситуации.
— Да, я же изнутри, но знаю, что кто-то пытался обвинять многие темы в неправдивости. Я разговаривал с героями с глазу на глаз и видел, насколько для них все это важно. Я актер — и понимал, что это просто невозможно сыграть, что нас в этой студии невозможно обмануть. Это действительно так.
Более того, если бы кто-то и захотел — а иной раз попытки обмануть нас предпринимались — то все это разоблачается моментально. Роман с Сабиной несут колоссальную ответственность за то, что они говорят.
Если они говорят, что это неправда, то это действительно неправда. Им нужно верить на 100%, как это делаю я и как это делает вся наша редакция.
Поэтому, если вам кажется, что какая-то история недостаточно правдивая, это просто говорит о том, что вы недостаточно знаете жизнь или недооцениваете ее. Жизнь преподносит порой удивительные и невероятные истории!
Я это и по себе знаю. Со мной много чего случалось такого, что, если показать это в кино, то многие скажут: «Да ладно, такого просто не может быть!»
Знаете, я не люблю людей, которые юлят и на прямой вопрос отвечают какими-то неоднозначными конструкциями. Так что отвечу прямо: у нас все абсолютно честно и прозрачно, и все это — на самом деле.
— Приходится ли вам импровизировать?
— Безусловно, но импровизация такая, относительная. Моя задача в том, чтобы герой сам мог рассказать свою историю. У нас живой, абсолютно живой диалог. Как он сложится, заранее никто не знает.
— Можно ли сказать, что работа телеведущим не позволяет вам в полной мере сниматься теперь в кино? Вашим последним проектом в качестве актера является сериал «Звоните ДиКаприо!», а он вышел еще в 2018 году.
— Да, действительно, сложно совмещать. Однако не невозможно.
Потом, с возрастом (Еремееву через месяц исполнится 37 лет. — Прим. ФАН), я стал немного более избирательным, сейчас имею такую привилегию отказываться от чего-то. Обычно я очень внимательно отношусь к предложениям и пытаюсь в каждом что-то найти, какой-то интерес. Сейчас я абсолютно доволен тем, как складывается [жизнь], но я совершенно не закрыл для себя дорогу ни в кинематограф, ни в театр, в котором тоже периодически появляюсь.
Опять-таки, я открыт для кино на все 100%! Но мое основное место работы на данный момент жизни — это телевидение, и, естественно, свое участие и в театральных постановках, и в фильмах я буду подстраивать под работу на ТВ.
Готов и на льду, и с дельфинами, и с дельфинами на льду
— Я сейчас сразу вспомнил вашу коллегу Юлию Зимину, которая также работает на Первом канале. Она ведь тоже первоначально была актрисой, да и остается ею, но снимается куда реже, чем, скажем, лет десять назад.
— Тут есть один тонкий момент — все зависит от личности, потому что некоторые актеры могут не сниматься довольно долго, а потом выйти на площадку и сыграть. Это как езда на велосипеде — один раз научился и потом уже не забываешь. А для других крайне важна практика и «растренированность» их настигает быстро.
Думаю, что я сейчас с легкостью войду в кадр и сделаю свою работу в кино. В общем, я от нее не отвык.
— Какие ваши дальнейшие планы в этом направлении? Все зависит от того, что вам предложат?
— Да, все зависит от предложений, а еще от наличия свободного времени, да даже от ситуации с коронавирусом.
— Есть ли у вас мысли выступить в качестве не ведущего, а участника в каком-нибудь шоу на Первом канале? Условно говоря, в «Ледниковом периоде» или в «Звездах с дельфинами». И предлагали ли вам?
— Пока что не предлагали, но для меня это дико интересно! Я бы с удовольствием чем-то таким занялся. Опять же, со скидкой на наличие свободного времени. Если мои коллеги читают это интервью, то пусть обратят внимание — я с радостью и на льду, и с дельфинами, и с дельфинами на льду (смеется)! Если будут предложения, я их рассмотрю!
— На коньках хорошо стоите?
— Стою, но не так хорошо, как профессиональные фигуристы. Однако в этом же и заключается интерес, иначе какой смысл идти в проект, если ты уже все умеешь.
— Да, смотришь порой вокальное шоу «Голос» и думаешь, почему туда приходят профессиональные певцы. Там же ведь должны выступать обычные люди — без музыкального образования.
— Мне нравится, что в таких проектах важнее всего именно преодоление себя, именно процесс изменения участника.
— Смотрите ли вы какие-то телепередачи, и если да, то какие и почему?
— Смотрю «Голос» и «Ледниковый период», «Вечерний Ургант» и очень люблю программу «Познер».
— Футбол, хоккей?
— Хоккей не очень люблю, а футбол, безусловно, да. Я и на стадионы хожу — давно болею за «Спартак».
— Как обычно отдыхаете от работы — активно или пассивно проводите время? Активно, предположим, с парашютом прыгнуть, а пассивно — на диване с книжкой.
— Я, если честно, стараюсь совмещать. С парашютом прыгнул бы с удовольствием, но жена Оля сильно против этого, как, например, и против мотоцикла. И я прислушиваюсь к ней в этом плане. Однако прыжок с парашютом почему-то кажется мне куда менее опасным, чем вот на мотоцикле по Москве.
Спорт для меня — отдых. Занимаюсь бегом, фитнесом, это позволяет и мозги немножечко развеять, и тело в форме держать. И, как уже говорил, с удовольствием хожу на стадион в качестве болельщика. Я эмоциональный, но в себе. Сижу на центральной трибуне, а не за воротами, не на фанатских секторах, не особо кричу и прыгаю, но переживаю, конечно, сильно.
— Какие игры высокого уровня есть у вас в активе?
— Я был на многих знаковых матчах, например, на таком, как Россия — Англия, когда мы в 2007 году выиграли со счетом 2:1 в «Лужниках» — благодаря дублю Романа Павлюченко. Или находился на трибуне, когда «Спартак» в 2017 году разгромил испанскую «Севилью» — 5:1. Ну, и на дерби с ЦСКА, конечно, хожу — куда деваться (смеется).
— Что еще в сфере ваших интересов?
— Сериалы люблю, но редко смотрю их из-за нехватки времени. В последнее время, кстати, стараюсь приучать себя к аудиокнигам, хотя не очень их признаю. Но опять же, из-за отсутствия времени иногда в пробке это бывает полезно. В Москве в одной пробке можно прослушать пару томов «Войны и мира».
Еще люблю путешествовать, но сейчас с этим, сами понимаете, проблемы, поэтому сильно тоскую по такому виду развлечения.
Медицина — наше большое спасение
— Как, кстати, вы пережили весенне-летнюю пандемию?
— Первые пару месяцев, как и многие, сидел дома, за исключением того, что ездил на съемки — маска и перчатки обязательны. И по сей день у нас в студии и дезинфекторы, и санитайзеры. Тесты на «корону» делаем регулярно и себе, и экспертам, и гостям.
В какой-то момент было очень тяжело — даже купил беговую дорожку, поставил в комнате и наматывал километры. Сейчас, конечно, полегче стало.
Очень надеюсь, что все это побыстрее закончится.
— Показатели заражений и смертей опять растут, и они даже выше, чем весной. И это пугает.
— Да, это пугает, но было ожидаемо, по сути. Нужно было время, чтобы появились адекватные лекарства, вакцины. Я, между прочим, к вакцинам отношусь с надеждой, внимательно читаю интервью тех, кто их разрабатывает, прислушиваюсь к мнению врачей. Мнения у всех разные, понятное дело, но это же что-то новое для всех нас.
С другой стороны, людям, которые недоверчиво относятся к этой вакцине, советую задуматься о том, что было бы с человечеством, если бы в свое время не изобрели, например, вакцину от оспы, пенициллин или аспирин. Какой в этом случае был бы уровень нашего здоровья, да и были бы мы вообще живы?..
Медицина, конечно, наше большое спасение — вот без всякого пафоса, и лично я возлагаю на нее надежды, в том числе, потому, чтобы следующим летом куда-нибудь поехать отдыхать.
— 22 октября исполняется 94 года со дня рождения Спартака Мишулина. Не планируется ли какого-то специального выпуска в вашей программе по этому поводу?
— Во-первых, там не все так однозначно с датой его рождения (по другой версии, народный артист РСФСР появился на свет 22 апреля 1926 года. — Прим. ФАН). Специальная передача, конечно, не планируется, потому что, если брать всю историю, которая со мной произошла с этими судебными процессами, она закрыта, закончена. Мое появление в публичном пространстве было связано только с тем, что ко мне были публичные же претензии, на которые я каким-то образом отвечал. Потом появились иски — два, которые я выиграл. В общем, эта тема закрыта, и замечательно.
Что же касается дня рождения папы, то наша программа — совершенно не та площадка, где это должно быть.
— Не тот формат?
— Не тот. Я уверен, что уже снимаются документальные фильмы, потому что у него ведь удивительная была жизнь, и есть, что рассказать зрителям. Творческий путь у него был совершенно сумасшедший, с взлетами и падениями, с переездами. А история его детства и юности! Это же все интересно, и можно рассказывать часами, днями…
Я думаю, что где-нибудь такая тема все равно появится, и я с удовольствием посмотрю по телику или в Интернете. Но лично мы ничего не планируем.
— И последний вопрос. Как считаете, есть ли какая-то надежда, что ваши отношения с Кариной Мишулиной когда-нибудь будут нормальными?
— Я никогда не говорю «никогда», но, думаю, что нет. Потому что, прежде всего, ей это не нужно. Ну, и хорошо. Я навязываться не привык. Хотя до сих пор я сильно переживаю из-за того, что она ушла из театра (из-за разгоревшегося скандала по поводу признания Тимура сыном Мишулина Карина была уволена из Московского академического театра сатиры. — Прим. ФАН), что все так у нее сложилось…
