Помните у Гоголя? «С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» – «Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то все… », – фантазирует Хлестаков. А Венедиктов: «Я с Путиным на дружеской ноге…» Хотя прямо так главред «Эха», конечно, не говорит. Потому что Гоголя, наверное, все-таки хотя бы школе читал, но содержание его интервью, данное в Киеве А. Гордону, выдержано точно в таком же типично хлестаковском стиле. Всех-то он знает, со всеми лихо «бухает», все президенты, послы, министры у него – закадычные друзья-приятели. Все с ним советуются, его мнением интересуются. Путин? Да он меня напоил! Песков? Да мы с ним «дружим семьями»! Горбачев? Да мы и с ним вместе «бухали»!
«У меня, – совершенно в хлестаковском стиле рассказывает «про Путина» Венедиктов, – с ним была интересная история… Он меня спросил: «Послушай, ты бывший учитель истории. Как думаешь, что в учебнике останется о моих двух сроках?» Он тогда был премьером. Честно говоря, он меня напоил. Белое вино, жара, Сочи. Полторы бутылки выпил, наверное…».
Представляете? В изложении главреда «Эха» Путина очень беспокоит вопрос о том, как отнесется Венедиктов к тому, что он собирается остаться президентом на еще один срок. Как бы даже совета у него спрашивает.
«Язык развязался?» – подзуживает его коварный Гордон. «Немножко, – небрежно соглашается Венедиктов. – Обнаглел я. Ответил: «Если честно, Владимир Владимирович, в школьном учебнике, может быть, останется объединение белой и красной церкви (Акт 2007 года о каноническом общении Русской православной церкви за границей с Русской православной церковью Московского патриархата). Он – так глянул: «И все?» Я говорю: «В учебниках не пишется: Россия встала с колен». Он это запомнил. И когда случился Крым, спустя год пересеклись в коридоре. Он спросил: «А что теперь напишут в учебнике?»
«Пересеклись в коридоре»
Видите, каков наш Хлестаков, простите, Венедиктов?! Идет как-то по коридору (как-то «в коридоре пересеклись»), а навстречу вдруг случается Путин. Представляете намек? Получается, что Венедиктов вхож в такие «коридоры», где можно как-то ненароком «пересечься» с президентом Российской Федерации! А того после возвращения Крыма ничто другое не волнует, как то, как к этому отнесется главный редактор «Эха Москвы».
Каков молодец наш Алексей Алексеевич, а? Еще немного, и от президента к нему на «Эхо» и в самом деле помчатся 35 тысяч курьеров с важнейшей информацией.
И такие хвастливые намеки на то, что он постоянно общается с главой государства, дает ему советы, беседует с глазу на глаз, а то и выпивает, Венедиктов в этом интервью выдает постоянно. Вот еще: «Путин мне сказал: «Твой интернет – сплошная дезинформация. Смотри, там лежат папки, каждая подписана генералом, если меня обманут, могу погоны сорвать!»
Мол, Путин его укоряет, а нашему Алексею Алексеевичу хоть бы хны! Другому может погоны сорвать, а отважный Венедиктов режет ему правду-матку и ничего! Ну, прямо, как Хлестаков.
«Я не люблю церемонии, – говаривал у Гоголя Иван Александрович. –Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
«Свет в окошке»
Неслучайно, комментируя такие перлы, даже видавший виды Гордон с восхищением отпускает ему, а точнее, слушателям, щедрые комплименты в адрес Венедиктова: «Алексей Алексеевич – человек авторитетный и уважаемый. Честно признаюсь, для меня – свет в окошке беспросветной российской действительности».
«Последний раз меня так девушка называла», – довольно усмехается в ответ на похвалу Венедиктов. «Вы в Киев, к бандеровцам и хунте, ездить не боитесь? Все нормально?» – ласково спрашивает его Гордон, подстраиваясь под его развязно-самоуверенную интонацию.
«Конечно, не боюсь. Я все-таки профессиональный журналист, работал в Чечне во время войны», – набивает себе цену Венедиктов и тут же снова многозначительно намекает: «Естественно, я предупреждаю Офис президента». Имея на этот раз в виду уже президента Украины.
«Вот как?» – удивляется Гордон. – У вас свой человек в Офисе президента есть?»
«Нет, своего человека в офисе у меня нет. У меня нет своих людей ни в одном офисе мира», – снова чисто по-хлестаковски отвечает Венедиктов, намекая, что хотя у него «своих людей» в президентских офисах всего мира и нет, но он все равно в курсе всех важных событий.
«Вас в Киеве видели входящим и выходящим из посольства Соединенных Штатов в Украине. Чем вы там занимались?» – пытается троллить его Гордон.
Но нашего Алексея Алексеевича на мякине не проведешь! Он и тут верен себе, мол, и с послами я «на дружеской ноге!» И с видом всезнайки отвечает: «Моя цель была – понять, что за новая команда пришла и как она видится главными игроками. Перед поездкой сюда я действительно попросил посла США в России Джона Хантсмана позвонить в Киев своему коллеге господину [Уильяму] Тэйлору, чтобы он меня принял и поделился своим видением. Естественно, я разговариваю с российскими, украинскими, французскими политиками. И вот мне удалось целый час беседовать с послом Тэйлором о российско-украинском треке. Тем более что, как известно, спецпредставитель президента Трампа Курт Волкер на третьей неделе августа едет в Москву встречаться с (помощником президента РФ Владиславом) Сурковым. Надеюсь, даст мне интервью. А он был в Киеве. Мне было интересно, с чем едет. Обычная журналистская работа, но с хорошими друзьями и собутыльниками».
Дальше разговор плавно переходит на тему Крыма. Тут они, Венедиктов и Гордон, – единомышленники. «Вы сказали, что идея захвата Крыма возникла у Путина в 2008 году. Не раньше?» – спрашивает его Гордон.
«Это не точно, – отвечает Венедиктов, соглашаясь, как видно, с формулировкой собеседника, о «захвате». – В 2008 году, после грузинской войны, у меня был разговор с президентом об Абхазии и Южной Осетии…» Снова намек: «Я же с президентом на доверительной ноге!»
«Один на один?» – опять удивляется Гордон.
«Да, – небрежно кивает Венедиктов. – Сначала он публично на встрече главных редакторов, как известно, меня раскритиковал, а потом позвал к себе. Пока главные редактора бухали за столом, я пошел к президенту… Говорили про все про это, он мне показывал, рассказывал, я внимательно слушал. И вдруг я понял по разговору, что это прошло относительно легко. И я спросил про Крым. Это 2008 год, сентябрь. И он сказал: «Конечно, по справедливости Крым российский. Но ты же понимаешь…»
«Я сделал большие глаза. Я вообще туповатый, – кокетничает Венедиктов, –особенно в разговоре с людьми, принимающими большие решения. Не сразу все понимаю. Он говорит: «Я же не буду воевать с Украиной из-за Крыма».
Ну каков Венедиктов, а? Беседует с президентом один на один (пока другие главные редактора «бухают»). Тот ему в доверительной форме рассказывает о важнейших государственных решениях, при этом обращается на «ты», словно к своему закадычному приятелю…
«Зеленые человечки» получили команды: «Если за сутки не справитесь – назад», – комментирует события в Крыму Гордон.
«Пожалуйста, вот и я об этом, – соглашается Венедиктов и снова пускается в демонстрацию своей осведомленности: «Этим всем руководил не наш Генеральный штаб и уж, конечно, не МИД, не министерство обороны, а Совет безопасности, господин Патрушев. Это свидетельствует о том, что это был совсем не простой вопрос для российской элиты. Президент – да: я принял политическое решение, а вы минимизируйте потери. Это практически цитата. Хочу, чтобы вы понимали, с этим можно не соглашаться. Я оппонент своего президента по вопросу Крыма…», – с важностью заявляет Венедиктов, понимая, что он находится в Киеве.
«И видение большинства россиян?», – резонно спрашивает его Гордон.
«Полагаю, большинство россиян про это не сильно думали», – пренебрежительно бросает Венедиктов, намекая, мол, а какое вообще имеет значение их мнение.
«Хорошо быть историком! Вы изучали историю, вы 20 лет ее преподавали, у вас глобальный аналитический ум. Вы наверняка знаете, чем все это закончится. Вы же сравниваете, понимаете закономерности», – снова рассыпается в комплиментах Гордон.
«Я всегда говорил публично, полупублично, непублично, в том числе президенту Путину: Крым забран у Украины несправедливо, нечестно и незаконно…», – заявляет Венедиктов.
Гордон тут же ловко вворачивает, не занимает ли он проукраинскую позицию, как например их общий друг музыкант Андрей Макаревич, выступавший перед украинскими карателями.
«Я тоже занимаю…, – с готовностью соглашается Венедиктов. – Я вообще считаю, что медиа должны оппонировать власти. Меня тоже называют оппозиционером. Повторю: там я – агент Госдепа. На самом деле это позиция Андрея, для него она обоснована, он имеет право ее высказывать…»
«Обезьяна с гранатой»
И тут Гордон оперативно переходит к теме сбитого над Украиной пассажирского «Боинга» и спрашивает: «Понимаете ли вы, что «Боинг» сбили россияне?».
«В первый же день, когда был сбит «Боинг», – признается главред «Эха», – я схватился за голову и сказал: очевидно, что «Бук» наш, очевидно, что его дали по запросу сепаратистов. Обезьяна с гранатой. Я из-за этого поссорился с очень многими российскими официальными людьми…».
«Обезьяна с гранатой» – это Венедиктов так о донецких ополченцах, которые защищают свою землю от киевских карателей.
«Что-то демократическое в России еще осталось?» – задает привычный русофобский вопрос Гордон. И Венедиктов с ним согласен: кое-что eще все-таки, по его мнению, осталось: «Во-первых, соцсети существуют. Во- вторых, мессенджеры. То есть люди говорят, и мы видим, что это молодое поколение, вышедшее на улицы… Мне эта стилистика сейчас не симпатична, я старый, больной, усталый, пожилой пенсионер. Я получаю пенсию от Российской Федерации. Если бы я был молодым, я был бы с ними. Эта эстетика сегодня мне не интересна. Но я понимаю, почему они вышли. Я их защищаю».
И тут же снова начинает кокетничать: «Все отмечают: за окном время изменилось, а Венедиктов все такой же. Такой же дебил, такой же тупой, говорю, что свобода слова важнее всего, что нерукопожатных в нашей профессии не бывает, освещать надо все. Что должно было измениться? Не понимаю. Ну, прибавились соцсети, хорошо. Я в соцсетях. Прибавились мессенджеры, хорошо. Ну и что? Почему я должен меняться?…Меня можно уничтожить как главного редактора, и это эффективно. А пугать меня неэффективно, потому что любое запугивание немедленно становится публичным. Поэтому со мной работают иначе. Меня уговаривают. «Ну вот зачем, ну послушай». Как было с MH17? «Ты неправ, у тебя нет никаких доказательств». На меня кричали. Но это было не запугивание.
«Кто конкретно ограничивает вашу свободу? Есть фамилии у этих людей?» – требует уточнений Гордон.
«Нет, – признается Венедиктов. – Мне никто не ограничивает свободу. Приходит министр и говорит: «Если ты будешь в эфире вот это и это, я к тебе не буду ходить». «Не ходи», – отвечаю.
И тут он – вылитый Хлестаков! Ведь и тот в «Ревизоре» отвечал (цитата): «О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам Государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками)».
Дружба семьями
И окончательно разойдясь, Венедиктов начинает рассказывать Гордону, что он не только с Путиным «на дружеской ноге», а с его пресс-секретарем Песковым вообще дружит семьями. «Мы, – похваляется он, – дружили еще с тех пор, когда он был мелким чиновником МИД, а я был мелким журналистом, скажем так. Что такое «дружим»? Мы говорим о семьях, о детях, о проблемах с детьми, потому что они растут. Вот это называется «дружим». Естественно, мы говорим обо всем…»
Другими словами намекает, будто бы Песков его информирует и о том, что происходит в Кремле («говорим обо всем»). Сообщает даже о таких интимных вещах, о которых третьим лицам, тем более во время публичного интервью говорить как-то не принято. «У нас была история: Путин был в Израиле в качестве премьер-министра, и его повели вниз, туда, где армянская церковь. Это была ночь, и мы с Песковым оказались вдвоем в соборе Гроба Господня. Вдвоем! И я вам скажу: пробрало! Песков мне говорит: тебя пробирает?! Еще как, говорю. «И меня!».
Но тут же, поняв, что перегнул палку, делает, наконец, долгожданную оговорку: «Я все понимаю: все хотят выглядеть больше… Вот я вам говорю – и хочу выглядеть больше. Мол, я с Путиным на [короткой] ноге… Такой себе Хлестаков. Я с Зеленским (хотя и не видел его никогда) тоже на одной ноге…»
Но и после этого главреда, несмотря на самоиронию, продолжает нести. Он еще и с Горбачевым тоже уже не только «на дружеской ноге», а вообще будто бы даже его самый закадычный приятель.
«Спрашиваю у Горбачева: Михал Сергеич, как вы узнали об аварии на Чернобыльской АЭС? Мы, значит, сидим, пьем пиво, и он говорит: «Ну, Леша, б…ь, ну как оно было?! Приходит утром сводка, написано: пожар. Ну я им что ли пожарный?! Ну, тушите, если пожар. А црушники пишут, что взрыв! Я кому должен верить?! КГБ или поганым црушникам?!», –непринужденно делится с Венедиктом за кружкой пива бывший первый президент СССР.
Мало того, Венедиктов стал уверять Гордона, что с ним будто бы советовались даже насчет досрочной отставки Ельцина. «В мае 1999 года, когда уходил Примаков, – сообщил Венедиктов украинскому коллеге, – меня пригласил мой товарищ Александр Волошин, глава администрации президента Ельцина. В разговоре (как обычно, бухании) он спросил: а как бы ты отреагировал, если бы Ельцин ушел досрочно? «Ельцин? Досрочно? Саш, ты дружишь с головой? Когда Ельцин проснулся от наркоза после операции на сердце, первое, что он спросил: где [ядерный] чемоданчик? Как он уйдет досрочно?!»
«Вишенка на торте»
Однако главная «вишенка на торте» этих киевских откровений господина Венедиктова обнаруживается в самом конце интервью. Когда опытный Гордон, наверное, сообразив, что в откровениях его визави насчет «дружеской ноги с президентами» имеет место явный перебор, деликатно напомнил: «В свое время Владимир Владимирович Путин определил вас как врага. Он сказал (цитирую): «Знаете, Алексей, вы не предатель. Вы – враг». Вы до сих пор его враг?»
«Разговор состоялся, – был вынужден признаться Венедиктов, – когда он только-только вернулся со встречи с женами подводников «Курска», он был совершенно черный, поверьте мне. Была встреча с журналистами пула, он сказал: «Леш, останься». Мы были тогда на «ты». То есть я обращался к нему уже на «вы», как к президенту, а он со мной остался на «ты»…. Так вот, он стал говорить, что «Эхо» ведет враждебную политику, я отвечал, что она не враждебная, а информационная. Обычный мой дебилизм. Я же Швейк для них. Бравый солдат Швейк. Да, идиот, ваше высокоблагородие… И он это понимает… И вот в какой-то момент (это был двухчасовой разговор с молодым президентом Путиным, 2000 год) я его спросил: Владимир Владимирович, вы некоторых людей называете предателями. Что вы имеете в виду? Он говорит: понимаешь, есть враги, а есть предатели. С врагами воюешь, потом заключаешь перемирие, потом мир, а потом они становятся союзниками в другой войне. Но ты помнишь, что они враги. Потом ты с ними опять воюешь, возможно. Но всегда лицо-в-лицо. А предатель – это человек, который всегда рядом с тобой, но в момент, когда ты ослаб или ему кажется, что ты ослаб (дословно помню), он тебя (ударит) в спину или под коленку. И вот к ним, говорит он, никакой пощады! Я, естественно, спрашиваю: в этой конструкции я для вас кто? – «Леш, ну ты враг»…
После этого, как признался Венедиктов, он облегченно вздохнул: «Ну, слава Богу!»
Так что подлинное отношение к нему президента он все-таки сам был вынужден озвучить.
Но вот что в этом интервью самое поразительное. В нем главный редактор крупной радиостанции, которая каждый день, с утра до вечера в эфире и на своем сайте поносит и оскорбляет президента, называет его «диктатором», заявляя, что у него «руки по локоть в крови», что он будто бы установил в России «диктатуру», и в то же время без устали уверяет в Киеве своего собеседника, что у него с «Владимиром Владимировичем» и его окружением – совершенно приятельские отношения.
Или это самое отвратительное и недостойное лицемерие и двурушничество, либо мы и впрямь имеем дело с Иваном Александровичем Хлестаковым наших дней, и главное свойство натуры этого кумира либеральных СМИ – неудержимое хвастовство и самолюбование.
