Борис Межуев – философ, председатель общественной редакции сайта «Русская Idea», был в 2014 году редактором раздела «Мнения» в «Известиях». «Мнения» стали зеркалом Русской весны. По их материалам можно изучать не только хронику крымских событий, но и развитие русской мысли новейшего времени.
Беседа с Борисом Межуевым о значении крымских событий пятилетней давности – ценная информация из первых рук.
– Борис Вадимович, что для вас стало точкой отсчета Русской весны?
– Для меня Русская весна началась 25 февраля. Я, конечно же, к тому времени уже что-то слышал про события в Севастополе. Уже видел новость о том, что Алексей Чалый был назначен народным мэром. 24 февраля слышал, что Чалому удалось спастись от ареста. Но реальный для меня перелом был именно 25 февраля, когда по телевизору я увидел митинг «Народной воли против фашизма на Украине» (23 февраля), увидел Чалого, зачитывающего заявление координационного совета, им возглавляемого.
Я пришел домой, посмотрел в YouTube, кто такой собственно Алексей Михайлович. Запомнилось его очень сильное интервью «Крымскому эху», которое он дал еще до победы майдана, когда решался еще вопрос, куда пойдет Украина. Мне показалась удивительно логичной точка зрения Чалого по поводу того, почему Украина не должна подписывать евроассоциацию, почему, если она это сделает, Севастополь должен занять какую-то особую позицию по этому вопросу. Мне это показалось даже логичней, чем то, что я слышал в этот момент от официальных людей, например от Сергея Юрьевича Глазьева. Многие тогда говорили примерно то же самое, но здесь ясно и четко была артикулирована позиция о цивилизационном выборе между Европой и Россией. Алексей Михайлович говорил, что в том случае, если Украина подпишет ассоциацию с ЕС, цивилизационный выбор Севастополя будет иной; что он так же имеет право на свой выбор, как и те люди, которые протестуют на майдане…
Вот эта четко и ясно сформулированная идеология будущей Русской весны, услышанная тогда, произвела на меня очень сильное психологическое впечатление.
– Но вы же сами говорите, что многие в ту зиму высказывали подобную точку зрения? Дело в харизматичности и убедительности именно Чалого?
– Признаюсь, до этого момента я был скорее сторонником целостности Украины, понимая, что на пороге – гражданская война. А никому ее не хотелось. И вот, слушая Чалого, я понял: за пределами РФ есть люди, готовые ради присоединения к России, ради российского цивилизационного выбора рискнуть жизнью, собственностью, присутствием в Европе. Не просто потому, что им не нравятся вышиванки и не нравится украинская этническая идентичность. А потому что действительно слово «Россия» для них означает больше, чем своя этничность. Это не просто этничность. Это – цивилизация.
Вот такая ясная точка зрения была очень важна. Потому что, конечно, в тот момент было психологически тяжелое состояние: ведь вся инфраструктура Юго-Востока, присутствовавшая на харьковском съезде (22 февраля 2014 г. в Харькове состоялся съезд депутатов всех уровней Юго-Востока Украины, который имел шанс положить начало организованному сопротивлению государственному перевороту на Украине. – Ред рухнула. И здесь, в РФ, было очень много людей циничных, фактически уже высказывавших мнение, что надо договариваться с майданом. Они уже радостно потирали руки и произносили ту фразу, которую я никогда не забуду: мол, за Россию – только бандиты, и никто, кроме людей с криминальными интересами, боящихся попасть под европейские обвинения, не готов нас поддержать. Эта точка зрения циркулировала в определенных кругах.
– И тут пятьдесят тысяч севастопольцев на площади поют «Вставай, страна огромная!»…
– Самый первый яркий акт Русской весны, самый чистый – это Севастопольское восстание. Чистый – в плане мгновенной победы этого восстания и ее морального ореола. Ну а дальше произошли другие события, тоже очень яркие.
– Сегодня нередко приходится слышать, что ставка на «мягкую силу» в работе с Украиной оказалась провальной. Вы сами упомянули, как во время киевского переворота в одночасье «слилась» почти вся «политическая элита» Юго-Востока. Но как раз Севастополь явил исключение, образцы работы «мягкой силы», которые оказались эффективными – то, что закладывалось за несколько лет до Русской весны: создание музейного комплекса «35-я береговая батарея» стараниями Чалого, учебники по истории Екатерины Алтабаевой (нынешнего председателя Заксобрания Севастополя), на которых выросло новое поколение севастопольцев…
– Я не очень следил, как происходила российская работа с Украиной. Хотя в 2009 году я был в филиале МГУ в Севастополе, видел, что пророссийские настроения были уже тогда.
Видимо, надо признать: был еще фактор Юрия Лужкова, который там открыл филиал МГУ. Считается, что это тоже было некоторым элементом «мягкой силы».
Да, проекты Чалого – и «35-я береговая батарея», и «Севастополеведение» – очевидно удачные. Еще был проект Чалого – цикл документальных фильмов «Севастопольские рассказы».
Я был на «35-й батарее» (музейный комплекс, посвященный трагическим событиям последних дней обороны Севастополя в 1942 г. – Ред.). Это действительно сильное переживание фактора причастности к России, к русской истории. Сознание того, что, даже если уходит центральное командование, сопротивление не прекращается. Это один из элементов криптоидеологии самого музея. Даже когда командование прекращает руководить, возникают локальные центры сопротивления, которые являются носителями цивилизационной идентичности. Это действовало и действует очень сильно.
– В недавней истории севастопольцы тоже остались без командования, но сопротивление нашло своего «народного губернатора».
– Насколько мне известно из общения с севастопольцами, 23 февраля они вышли на митинг «Народной воли», еще не зная, поддержит ли их Москва. Наверное, они понимали, что Черноморский флот не позволит произойти каким-то кровавым событиям. Но тем не менее они прекрасно отдавали себе отчет в том, что в Москве нет еще решения однозначного и неизвестно, в какую сторону оно будет… То есть севастопольцы действовали на свой страх и риск. Дело даже не только в том, что они рискнули жизнью, а и в том, что многие боялись подставить Россию. Такие мысли были тоже: может, мы делаем что-то такое, что навредит Путину, когда он будет принимать какие-то свои решения?
Севастопольцы действовали на свой страх и риск, но вдохновенно
В Москве точно многие остерегались даже выступать по этому поводу, высказывать какие-то резкие суждения, не зная, в какой степени и насколько они понравятся верховной власти. В итоге возникло ощущение бюрократического оцепенения. Все боялись принять решение самостоятельно. А если бы никто не вышел в поддержку России, когда это надо сделать, потому что нет центрального командования, то другая сторона, которая присутствовала, я так понимаю, во власти, естественно, сказала бы: «Смотрите: ну что же это? Никто же не выступает». И ничего бы не произошло.
То есть если бы севастопольцы на свой страх и риск не решили организовать такой митинг (а это не просто митинг, которых было много, а действительно народное выступление, приводящее к смене власти), ничего бы и не произошло. Но восстание произошло, и это создало не только совершенно новое качество власти, но и новое качество российской цивилизации.
– После победы майдана могло показаться, что и на полуострове всё предопределено. А через каких-то три недели в Крыму наблюдается торжество индетерминизма…
– Наверное, многие люди, которые остерегались что-то сделать (в других регионах), говорили бы: «Не провоцируйте Россию. Вы понимаете, что своими действиями можете вызвать действительно помощь России – и поссорите ее с миром? Потом России будет только хуже от ваших действий». Это всё наверняка звучало во многих кабинетах и на многих территориях. Но тем не менее надо было, чтобы появились люди, которые отнеслись к этим «здравым» аргументам глухо и равнодушно. И вот такие люди нашлись.
23 февраля 2014 г. 50 тысяч севастопольцев подхватывают: «Вставай, страна огромная!»
Это действительно стало мощным фактором российской истории на десятилетия, если, конечно, еще это продолжится. Это то, что не может опровергнуть никакая либеральная пропаганда. Когда начинаешь с этим лагерем говорить, то единственное, что тебе отвечают: «Это всё выдумки, всё решили только “вежливые люди” и армия». А когда ты доказываешь обратное, им нечего возразить. Никто не может опровергнуть факта Севастопольского восстания.
И это – великая вещь. С этого момента история России обретает новый вектор. Но хотелось бы, чтоб этот новый вектор был более радикальным и более определенным.
