В Музее уличного искусства Санкт-Петербурга открылась ретроспектива одного из самых известных российских граффити-художников — Паши 183 (настоящее имя — Павел Пухов), скоропостижно скончавшегося в 2013 году. Ему было всего 29 лет. Корреспондент РИА Новости побывала на выставке и узнала, почему Паша 183 не похож на Бэнкси и что у него общего с Егором Летовым.
«Мне немного обидно от того, что родиной граффити принято считать Нью-Йорк. Вспомнить того же Маяковского, манифест футуристов: «Давайте раскрасим город в разные цвета, давайте выльем краски на серые одежды…» У нас (в России. — Прим. ред.) все это присутствовало», — так считал Паша 183.
Он не называл себя художником — говорил, что не умеет рисовать. Тем не менее выставка занимает три этажа здания бывшей котельной. И это далеко не все его работы. Для уличного художника Павел Пухов был невероятно плодовит — только в 2006-м году он разрисовал 60 стен.
Большинство работ находились в районе станции метро «Преображенская», где жил Паша. Сейчас в Москве осталась лишь одна его стена под названием «Спички кончаются» — остальные закрасили или снесли.
«Вы много знаете о Паше, о том, какой он был необычный человек. Все, что он делал, он делал для вас. Он не жалел ни сил, ни времени. Сами знаете, что такое стрит-арт, — сегодня есть, а завтра сломали, — говорит Татьяна Пухова, мать художника. — Это очень скоротечное, сиюминутное искусство, которое мы, к счастью, сохранили».
Татьяна предоставила работы и вещи сына: холсты, трафареты, снимки, обстановку его мастерской. Куратор выставки и подруга художника Полина Борисова рассказала РИА Новости, как собирала экспозицию по личным записям и съемкам Паши.
«Паша был очень структурированный, это все на основе его архивов. Мама любезно открыла нам доступ к его компьютеру. Заниматься этим было очень сложно, нужно было постоянно делать перерывы, чтобы как-то вдохнуть. Мне до сих пор эмоционально тяжело смотреть видео с ним», — признается куратор.
И все же на выставке не так много оригинальных работ — в основном реконструкции.
«Паша основную массу своих работ сделал на улице. Если, конечно, не считать оригиналами его видеоролики и фотографии. Поскольку он был настоящим уличным художником, то делал все по-честному: не так, чтобы выставил работы, сфотографировал и унес. Он их оставлял на месте, — объясняет Полина. — У нас есть единственная сохранившаяся работа — «Выход найден». Этого пингвина Паша сам сделал, но не успел выставить на улицу. Мы решили включить его в экспозицию, потому что точно знали, что он хотел показать».
Паша 183 снискал популярность и за рубежом, причем еще при жизни: о нем писали западные СМИ, он выставлялся в Европе. К сожалению, не всегда сотрудничество с зарубежными галеристами заканчивалось хорошо, рассказывает куратор.
«Была такая прекрасная история: в 2005-м или 2006 году на него вышла некая французская галеристка, пообещала золотые горы и вывезла очень много ранних холстов, просто свернув их в рулон. Без таможенных документов, как обыкновенный мусор. Паша долго пытался их вернуть, но ничего не получилось, поэтому мы сделали несколько принтов на холсте его ранних работ, которые хотелось бы включить в экспозицию», — говорит Полина Борисова.
Символично, что параллельно с ретроспективой Паши 183 в Петербурге проходит выставка британской звезды стрит-арта Бэнкси (тот даже посвятил российскому коллеге посмертные граффити). Их часто сравнивают, но куратор объясняет, почему они совершенно разные художники: «У них просто общая мифология образа. К Бэнкси у меня вообще претензий нет, он очень успешный коммерческий проект, который смог разные техники под себя подмять. Даже знаменитую крысу придумал не он: ее изначально нарисовал французский граффити-художник, Бэнкси в интервью об этом говорил».
«Я считаю, это издержки нашего менталитета, что наш родной художник не может быть суперзвездой. Зная Пашу, я уверена, что он бы сделал работу «Нет, я не Бэнкси, я другой» — по аналогии с Лермонтовым и Байроном», — считает куратор.
Борисова признает, что художника задевало сравнение с британским коллегой, поэтому друзья даже придумали называть Бэнкси «английским Пашей».
«Паша искренне считал, что у него есть определенная миссия. Его известное полотно «Наше дело — подвиг» никакой не сарказм. Для него все было очень серьезно».
«Он это делал, потому что не мог не делать. Даже если брать его ранние работы, представленные на стене граффити, — это визуальные образы, которые легко считываются, обращены к обычным горожанам», — отмечает куратор.
Помимо работ, стены выставочных залов украшают высказывания художника. Из них следует, что Паша 183 был аскетом, тяготел к социализму, любил песни Егора Летова, ненавидел деньги и считал, что отечественная стрит-арт-культура уникальна и не должна ориентироваться на Запад:
«Я ощущаю себя таким немножко вырванным зубом из общепринятой стрит-арт-культуры, которая ориентирована на европейское видение. А я вот все черпаю из нашей культуры».
«Мы познакомились в 2008 году через интернет. В принципе, Паша был такой, какими мы были в 90-х. Для меня это была очень неожиданная встреча, такое возвращение в прошлое — человек слушает те же песни, смотрит те же фильмы.
У него была своя выдуманная советская родина. Понятно, что он не жил в то время и не мог видеть этих пионеров, но он умудрялся общаться с совершенно разными людьми, был многоуровневым человеком», — вспоминает Полина Борисова.
Пожалуй, лучше всего творческое кредо Паши 183 сформулировал он сам: «Пока ты слышишь какие-то доносящиеся с неба голоса, ты рисуешь. Когда перестаешь их слышать, ты начинаешь выполнять механические действия».
